Мальсагов, Дошлуко Дохович
Дошлуко́ До́хович Мальса́гов[К 1] (ингуш. Малсаганаькъан Дахий Дошлакъа[3][К 2]; 23 декабря 1891 или 1898, Гамурзиево, Сунженский отдел — 9 июля 1966, Грозный, Чечено-Ингушская АССР) — ингушский советский языковед, этнограф, фольклорист, писатель, переводчик и литературный критик. Кандидат филологических наук (1941), директор Чечено-Ингушского НИИ истории, языка и литературы (1957—1958), профессор Чечено-Ингушского госпединститута (с 1964). Окончив в 1930 году Северо-Кавказский пединститут, Мальсагов остался в нём преподавать. В дальнейшем, он занимался научно-педагогической деятельностью и в других институтах. В 1937 году его репрессировали и заключили под стражу, а через три года оправдали и выпустили на свободу. В 1944 году Мальсагова депортировали в Киргизскую ССР. В конце 1950-х годов он добивался возвращения ингушей на родину. После возвращения из депортации учёный вернулся к научно-педагогической работе . В 1920—1930-х годах Мальсагов участвовал в проведении советской языковой политики по образованию «единого чечено-ингушского языка». Он собирал и исследовал ингушский фольклор, известны его записи нартских преданий и работы по ним. В целом учёный занимался вопросами формирования и взаимодействия чеченского и ингушского литературных языков, грамматик, диалектологий, фольклоров и этнографий[6]. Как русист Мальсагов известен своими исследованиями о так называемых «тёмных местах» в «Слове о полку Игореве» . Как писатель, является автором пьесы «Перелом» (1931, в соавторстве с О. А. Мальсаговым) и поэмы «Поток Армхи» (1933/1934), состоял в Союзе писателей СССР (1937) . Занимался переводами на ингушский язык произведений А. С. Пушкина, И. А. Крылова, М. Ю. Лермонтова, Н. В. Гоголя и М. Горького , а также устного народного творчества ингушей . Мальсагов писал критико-литературоведческие статьи о творчестве ингушских писателей, известны и его статьи, где он подвергал резкой критике авторов, писавших, по его мнению, неправильно об ингушах . БиографияРанние годыРодился 23 декабря 1891[7] или 1898 года[8] в селении Гамурзиево Сунженского отдела в семье прапорщика российской армии, ветерана Русско-турецкой войны 1877—1878 года Доха Мальсагова, воевавшего в составе Ингушского полка под командованием подполковника Б. Ф. Базоркина. Доха умер в 1900 году от многочисленных ран, полученных на войне. Матерью Дошлуко была Каби(-хан) — дочь Курка Евлоева из селения Инарки. Семья Мальсаговых была многодетной. У Дошлуко было три родных сестры, три сводных сестры и четыре сводных брата[9]. В 1910 году Мальсагов поступил на учёбу в Симбирский кадетский корпус по призыву Канцелярии Александровского комитета[9]. В январе 1916 года он был отчислен из корпуса по причине того, что, по словам языковеда М. И. Мальсаговой, наряду с четырьмя сокурсниками 1-й строевой роты «отказался назвать имя кадета, совершившего проступок»[10]. Мальсагов принимал участие в гражданской войне на Северном Кавказе, воевал на стороне Красной партизанской армии. В феврале 1919 года в боях против отрядов генерала А. И. Деникина под селениями Долаково и Насыр-Корт он был дважды ранен[7][1]. Образование и работа в институтахПо словам биографа М. К. Ужаховой, с установлением советской власти Мальсагов принимал активное участие в создании системы народного образования, первой национальной газеты «Сердало» и репертуара для ингушского театра, он участвовал в организации Ингушского научного музея[1]. В 1920—1924-е годы Мальсагов работал в Назрановском райисполкоме. В 1924—1930-е годы он проходил обучение на отделении русского языка и литературы Северо-Кавказского пединститута[7], после окончания которого получил специальность преподавателя русского языка и литературы[11]. В 1930—1943-е годы Мальсагов работал ассистентом кафедры языкознания в том же пединституте[7], читал лекции по курсам «Современного русского языка», «Методики преподавания русского языка в ингушской школе» и «Чечено-ингушского языка и литературы». Одновременно он являлся учёным секретарём и заведующим аспирантской подготовкой Ингушского НИИ краеведения. За свою «активную плодотворную деятельность» был отмечен Институтом Методики школьной работы как «национал, интересующийся педагогической исследовательской работой»[11]. В марте 1934 года за «огромную научно-педагогическую работу со студентами и аспирантами» Квалификационной комиссией Народного комиссариата просвещения РСФСР Мальсагов был утверждён доцентом Северо-Кавказского пединститута[12]. В 1930-е годы он вёл занятия на учительских курсах в Политехническом техникуме во Владикавказе[11]. В 1934—1937-е годы он работал учёным секретарём в Северо-Кавказском краевом историко-лингвистическом институте им. Кирова в Ростове-на-Дону[11], там же руководил аспирантами по ингушскому языку[7]. В то же время учёный работал старшим научным сотрудником Краевого комитета нового алфавита. После смерти З. К. Мальсагова в 1934 году, Д. Д. Мальсагов стал заведующим филиала Ингушского научно-исследовательского института краеведения и Ингушского научного музея[11]. После объединения Чеченской и Ингушской автономных областей в 1934 году, Мальсагов работал внештатным сотрудником в Чечено-Ингушском НИИ истории, языка и литературы, созданного после объединения Ингушского НИИ краеведения и Чеченского института национальной культуры. В 1937 году он стал заведующим лингвистического сектора института[11]. В том же году во время сталинских репрессий Мальсагов был обвинён в контрреволюционной деятельности и арестован. Его посчитали подозрительным, так как он — языковед и этнограф — часто совершал экспедиции, активно вёл переписку, встречался со многими ведущими современниками. С июля того же года содержался в Грозненской тюрьме НКВД Чечено-Ингушской АССР, где подвергался пыткам. 25 марта 1940 года суд вынес решение об оправдании и освобождении Мальсагова и других лиц, связанных с данным делом, из-за отсутствия доказательств принадлежности их к контрреволюционной повстанческой организации. 1 апреля того же года из-за прекращения дела Мальсагов вышел на свободу[13]. В 1940—1944-е годы учёный вновь был заведующим лингвистического сектора Чечено-Ингушского НИИ, где он, по словам А. У. Мальсагова, вёл большую организаторскую и научную работу. Одновременно он читал курсы введения в языкознание, диалектологии русского, чеченского и ингушского языков в Чечено-Ингушском госпединституте[14]. По словам М. К. Ужаховой, с апреля 1942 года Мальсагов, в это время доцент кафедры общего языкознания Чечено-Ингушского госпединститута, активно организовывал отделения для подготовки преподавателей чечено-ингушского и русского языков в нерусской школе при заочном Институте. В 1942—1944-х годах он занимал должность директора краеведческого музея и музея изобразительных искусств[15]. В октябре 1943 года Мальсагов написал заявление в Институт языка и письменности народов СССР, где просил сделать себя докторантом института. В январе 1944 года его приняли в докторантуру института и отправили в командировку в Грозный, где он должен был передать управление Чечено-Ингушского института и музея, собрать научный материал для диссертации на соискание учёной степени доктора филологических наук. Его научными руководителями были назначены И. И. Мещанинов и Н. Ф. Яковлев[15]. По воспоминаниям дочери Мальсагова — Лидии, с начала 1944 года отец писал докторскую диссертацию в Москве. Собранные им для диссертации материалы исследований он упаковал и подготовил для отправки из Грозного в Москву. По словам Л. Д. Мальсаговой, на предложение вместо депортации переехать с семьёй в столицу, отец ответил отказом[16]. В депортацииВ марте 1944 года Мальсагов со своей семьёй прибыл в город Токмак Фрунзенской области Киргизской ССР. Не имея при себе научной литературы, данных своих исследований и уже опубликованных трудов[16], осенью 1944 года[17] он направил письмо своему научному руководителю И. И. Мещанинову, где рассказал о своей ситуации[16]. «В настоящих условиях собирать материал по диалектам я не могу, так как поездки затруднены и пока нельзя установить, где его искать», — писал он[17]. Несмотря на то, что Мальсагов находился в депортации, он всё же числился докторантом Института языка и письменности народов СССР, однако, являясь спецпереселенцем, не мог работать по этой специальности. Чтобы прокормить свою семью, он был вынужден работать заведующим бани, одновременно исполняя обязанности истопника, уборщика и грузчика. По словам М. К. Ужаховой, зарплата Мальсагова была мизерной, а его семья голодала. По воспоминаниям Л. Д. Мальсаговой, выдаваемый для них хлебный паек был маленьким[16]. «Старшая сестра Мадина отдавала нам нашу долю, а свою делила на две части, из которых одну съедала сама, а вторую отдавала младшим», — писала она[18]. Из-за постоянного недоедания у Д. Д. Мальсагова опухали ноги, после чего его дочь Мадина и сын Якуб устроились на работу на шахту. Заболев силикозом, в 1945 году скоропостижно умерла Мадина. Д. Д. Мальсагов в письме другу и писателю С. И. Озиеву делился, что «тёплое участие друзей смягчает всякое горе»[19]. Работавший во время депортации чеченцев и ингушей в Институте языка и письменности народов СССР Ю. Д. Дешериев узнал о тяжёлом положении Мальсагова. Так как последний был из репрессированного народа, он уже не мог быть докторантом. В годы Великой Отечественной войны докторантам выдавали зарплату и хороший паёк. Как вспоминает Дешериев в своих мемуарах «Жизнь во мгле и борьбе» (1995), тогда он захотел оказать помощь Мальсагову. Для этого он обратился к профессору Каратаеву, курировавшему аспирантами в Управлении кадров при Президиуме АН СССР. Тот предложил выделять зарплату докторанта и переслать документ Мальсагову, дающий право ему получать паёк докторанта[20]. Как вспоминает Дешериев, именно благодаря Каратаеву, рисковавшего своим положением, Мальсагов смог пользоваться правами докторанта. А ведь он мог, как было принято в те годы, «затеять „целую историю“ по поводу правомерности такой докторантуры», — замечал Дешериев. В письме Дешериеву Мальсагов просил его передать Каратаеву свою благодарность, что и сделал Дешериев[21]. После того, как Наркомпрос Киргизской ССР узнал, что Мальсагов — известный учёный и педагог — работает заведующим бани, 1 апреля 1945 года постановлением ЦК КП (б) Киргизской ССР он был освобождён от этой должности и направлен в распоряжение Наркомпроса. В апреле 1945 года Мальсагов переехал во Фрунзе, где стал работать инспектором по вузам. В июне 1947 года, имея стаж педагогической работы в вузах свыше 10 лет, он был утверждён доцентом кафедры русского языка Киргизского госпединститута (позднее — Киргизский госуниверситет, сейчас — Кыргызский национальный университет имени Жусупа Баласагына). Мальсагов имел возможность печатать свои научно-методические материалы в сборниках и журналах института, что редко кому из представителей депортированной интеллигенции удавалось[19]. В пединституте он вёл курс современного русского языка и методику его преподавания в киргизской школе[22], писал рецензии на научные работы[23]. В октябре 1951 года Мальсагов стал работать во Фрунзенском государственном учительском институте как штатный доцент кафедры языка и литературы. С декабря того же года работал в Киргизском НИИ педагогики старшим научным сотрудником сектора языка и литературы. Одновременно, с августа 1952 года, Мальсагов занимал должность заведующего вечерним отделением Фрунзенского государственного учительского института[24]. С ноября 1955 года вплоть до своего возвращения из депортации в 1957 году он работал доцентом кафедры русского языка Киргизского госуниверситета[25]. Работая доцентом Мальсагов вёл активную переписку с Ю. Д. Дешериевым, И. Ю. Крачковским, А. С. Чикобава и другими[23]. XX съезд КПСС разбудил надежду депортированных народов на восстановление в отношении них справедливости. Они начали в Казахской и Киргизской ССР национальное движение за возвращение на родину[26]. В сентябре 1956 года Мальсагов был в числе ингушских писателей и других представителей интеллигенции, которые написали обращение к Президиуму Правления Союза писателей СССР, в котором они ходатайствовали о «возвращении ингушского народа в братскую семью советских народов и восстановлении автономии ингушей и чеченцев». Так как обращение было переправлено секретарем правления Союза писателей СССР А. А. Сурковым в ЦК КПСС, у советской партийной бюрократии обращение вызвало большой резонанс. По мнению авторов монографии «История Ингушетии» (2013), такого рода инициативы ингушской интеллигенции внесли определённый вклад в восстановление Чечено-Ингушской АССР[27]. 9 января 1957 года Верховным Советом СССР и РСФСР была восстановлена Чечено-Ингушская АССР. 5 мая 1957 года Мальсагов в заявлении ректору Киргизского госуниверситета Б. М. Юнусалиеву, сообщил об освобождении его от работы, так как по удостоверению Оргкомитета Чечено-Ингушской АССР № 1942 он переводится на работу в Чечено-Ингушскую АССР. По воспоминаниям Л. Д. Мальсаговой, «во Фрунзе отца очень любили и уважали. Во время нашего отъезда <…> провожать папу на вокзал пришли многие преподаватели и студенты, что очень растрогало его, обычно умевшего сдерживать свои эмоции и чувства»[28]. После возвращения из депортацииВернувшись в Грозный, Мальсагов принял участие в восстановлении науки и культуры республики[28]. С июня 1957 года по январь 1958 года он работал директором Чечено-Ингушского НИИ языка, истории и литературы[23]. Отказался от полагавшейся директору института машины и квартиры[28]. Благодаря Мальсагову, была создана секция чеченского языка при кафедре русского языка историко-филологического факультета Чечено-Ингушского госпединститута, заведующим которой он и стал. В том же году прошёл первый набор студентов на эту специальность[23]. В 1958 году Мальсагов был утверждён доцентом Грозненского пединститута (позже — Чечено-Ингушский госпединститут). В то время, как на выделенном участке строился дом, семья Мальсаговых жила у соседей[28]. По словам М. И. Мальсаговой, Д. Д. Мальсагов отказался заниматься атеистической работой, предлагаемой Обкомом партии, поскольку он был «человек глубоко верующий», и ушёл с должности директора Чечено-Ингушского НИИ[29]. В 1958 году профессора Л. И. Жирков, Е. А. Бокарёв и Ю. Д. Дешериев, написали отзыв «одному из старейших и крупных деятелей культуры и просвещения Чечено-Ингушской АССР доценту, кандидату филологических наук Д. Д. Мальсагову для представления его к учёному званию профессора». Присвоение Мальсагову звания профессора было поддержано и Учёным советом Чечено-Ингушского научно-исследовательского института. Профессора в 1961 году написали очередной отзыв «О научной и педагогической деятельности кандидата филологических наук доцента Д. Д. Мальсагова (по вопросу присуждения ему ученого звания профессора)». 29 июня того же года Учёный совет Чечено-Ингушского госпединститута просил Высшую аттестационную комиссию Министерства высшего образования присвоить Мальсагову учёное звание профессора за его «выдающиеся заслуги». Несмотря на это, окончательное решение было принято только в 1964 году[30], когда Мальсагов стал профессором кафедры родного (ингушского[31]) языка и литературы Чечено-Ингушского госпединститута[32]. Он стал первым профессором среди ингушей[29]. Весной 1961 года Мальсагов перенёс ишемический инсульт головного мозга[33]. После выздоровления он вернулся к научно-педагогической работе. В письме Ю. Д. Дешериеву, находившемуся в Москве, говорил: «Пишу совершенно свободно, и глаза не очень устают». Тогда же он был включён в экспертную комиссию при Северо-Кавказском совете по координации научной работы по гуманитарным наукам, принимал участие в заседаниях учёных советов вузов Северного Кавказа, был оппонентом при защитах диссертаций[34]. Партийное руководство республики тормозило изучение устного народного творчества, в то время как Мальсагов, по словам М. К. Ужаховой, высоко оценивал её значение. В октябре 1964 года он сообщал в письме А. О. Мальсагову, находившемуся в Москве, что ему «очень трудно говорить с работниками» Чечено-Ингушского НИИ", которые, сделав его председателем комиссии по устной словесности при Союзе писателей, первое же заседание сорвали. Из-за этого, Мальсагов отказался дальше работать в этой комиссии[30]. По словам М. К. Ужаховой, учёный заявлял руководству Чечено-Ингушского НИИ по поводу «неправильного отношения к национальным кадрам»[30]. В начале 1965 года Институт мировой литературы им. М. Горького занимался подготовкой книги академического характера «Богатырские героические сказания чеченцев и ингушей». Работавшая сотрудником этого Института У. Б. Далгат, уведомила Мальсагова о том, что Институтом мировой литературы он будет назначен ответственным редактором, так как он является одним из первых собирателей и исследователей народного эпоса. Позже, в письме А. О. Мальсагову Д. Д. Мальсагов рассказал про то, что А. А. Саламов вывел его из состава Учёного совета Чечено-Ингушского НИИ и собирается через обком партии добиться назначения другого редактора. В том же году в другом письме А. О. Мальсагову Д. Д. Мальсагов сожалел, что ему «о нартских сказаниях <…> не говорят ни слова»[35]. В это время в письме А. О. Мальсагову писатель и фольклорист Х. Д. Ошаев сообщал: «В этом деле [со словарями] тебе очень поможет Дошлуко. Теперь он более свободен: из института он ушел, вернее заставили уйти <…> Пока там Саламов — ни Дошлуко, ни мне там делать нечего»[36]. В сентябре 1965 года, когда Д. Д. Мальсагов вышел на пенсию, ему написал письмо А. О. Мальсагов, который сожалел, что теперь, после его ухода, в Чечено-Ингушском госпединституте «некому преподавать». Что касается сборника «Богатырские героические сказания чеченцев и ингушей», то по мнению А. О. Мальсагова её ингушская часть была подготовлена слабо. «Фактически ничего нового они не записали, а просто перевели ранее опубликованные материалы, что уже давным-давно сделано мною», — писал он. А. О. Мальсагов также сообщал, что Х. Х. Боков, А. А. Саламов и другие спорили о том, кого надо назначить редактором сборника. В начале декабря 1965 года А. О. Мальсагов, находясь в Москве, сообщил в письме Д. Д. Мальсагову, что после долгих разговоров между Боковым и сотрудниками Института мировой литературы (А. А. Петросян, У. Б. Далгат, А. О. Мальсагов) первый согласился, чтобы Д. Д. Мальсагова назначили редактором сборника героического эпоса[37]. Однако Д. Д. Мальсагов получил в конце декабря 1965 года письмо от заместителя директора Чечено-Ингушского НИИ М. Д. Чентиевой, где та просила его прислать институту фольклорный материал нартского эпоса, поскольку институт собирается опубликовать в Москве сборник «Чечено-ингушский нартский героический эпос». По поводу этого письма Д. Д. Мальсагов сообщал в начале января 1966 года А. О. Мальсагову, что «письмо по стилю и содержанию даже нельзя назвать приличным. Я решил на всё махнуть рукой и не волноваться»[38]. Одновременно Д. Д. Мальсагов не переставал заниматься научными исследованиями и оказывал помощь национальным научным кадрам. Из-за того, что он был широко известен и его уважали учёные и коллеги, он смог оказать помощь своим подопечным в продолжении учёбы и научной работы, включая и за пределами Чечено-Ингушетии, как, например, в Москве, Ленинграде, Махачкале, Ставрополе и Тбилиси. Так, из-за ходатайства Мальсагова, в августе 1963 года его воспитанники и студенты из Грозного были приняты Академией наук Грузинской ССР, которая предоставила им возможность и условия для написания кандидатских диссертаций[38]. Мальсагова и его соратников хотели дискредитировать секретари и работники идеологического отдела Чечено-Ингушского Обкома КПСС. Ими были напечатаны различные клеветнические статьи, где учёного обвиняли в приверженности к пережиткам прошлого. После того, как ученик и близкий друг Мальсагова Н. И. Штанько, возглавлявший отдел писем газеты «Известия», узнал об этом, он предлагал направить в республику группу журналистов, которая освещала бы все искажения и промахи местных чиновников, которые вредили развитию восстановленной республики. Однако Мальсагов отказался, по словам У. М. Ужахова, «надеясь на здравый смысл оппонентов и свои собственные силы». 7 июля 1966 года он направил письмо в отдел науки ЦК КПСС, копия которой была также отправлена первому секретарю Чечено-Ингушского Обкома КПСС С. С. Апряткину, однако последний так и не получил её[39]. Умер 9 июля 1966 года в городе Грозном[8]. Научная деятельностьВ 1920—1930-х годах советские чиновники предлагали искусственно подтолкнуть процесс слияния ингушей и чеченцев[40]. Лидерами проекта по объединению Чеченской АО и Ингушской АО являлись: в Чеченской АО — заведующий ОНО Х. Д. Ошаев, заведующий ОблЗУ Курбанов и заведующий Здравотделом Хамзатов, а в Ингушской — интеллигенция Мальсаговых, которая стояла в оппозиции ингушскому руководству И. Б. Зязикова. Последний, как партийный руководитель Ингушетии, выступал резко против объединения с Чечнёй. По указу Москвы прошла VII Ингушская областная партконференция, которая вынесла решение о необходимости создания «единого чечено-ингушского литературного языка» и увязки культурной работы в Чеченской и Ингушской областях[41]. Д. Д. и З. К. Мальсаговым была поручена задача по унификации ингушского и чеченского алфавитов. Всё же, учёные встречали препятствия на пути, несмотря на то, что в 1934 году были объединены Чеченская и Ингушская автономные области. После передачи города Владикавказ, являвшегося административным и культурным центром ингушей, в Северо-Осетинскую АО, и ликвидации Ингушской автономной области, в большинстве своём ингушское население не желало, как пишет исследователь Б. М.-Г. Харсиев, «„перековаться“ в новую общность „вайнах“»[42]. Д. Д. Мальсагов в эти годы опубликовал свои статьи «О едином чечено-ингушском литературном языке» (1933), «К постановке изучения чечено-ингушского фольклора» (1933), «О необходимости обозначения ö, ü, ŋ в ингушской письменности» (1936) и другие[43]. Мальсагов принимал участие в проходившей в 1934 году в Грозном первой Чечено-Ингушской конференции по языковому строительству, где обсуждались вопросы о нормах общеписьменного языка, унифицированной орфографии, о единой терминологии, историческом развитии единого языка и т. д. По итогу конференции была подготовлена грамматика чечено-ингушского языка и постановлено создать комиссию по разработке вопросов единого чечено-ингушского алфавита и терминологии[44]. Как часть языковой политики по установлению единого чечено-ингушского языка, в 1935 году по решению Президиума ВЦК Нового Алфавита была проведена экспедиция под руководством М. А. Мамакаева в Джераховское и Мецхальское общества нагорной Ингушетии для того, чтобы «установить несостоятельность утверждений барона П. К. Услара» о том, что между речью этих обществ и речью Чечни есть значительные различия в целом. Мальсагов вошёл в состав экспедиции. В том же году он участвовал в редактировании «Грамматики и орфографии чечено-ингушского литературного языка»[45]. В 1940 году Мальсагов совершил научную экспедицию в Ингушетию и Чечню для того, чтобы изучить и описать вайнахские языки и диалекты[13]. Им были исследованы галанчожский, итумкалинский, мелхинский и чеберлоевский диалекты[45]. По итогу экспедиции[46] в том же году, он закончил научную работу «Чечено-ингушская диалектология и пути развития чечено-ингушского литературного (письменного) языка», одобренную Учёным советом Чечено-Ингушского НИИ истории, языка и литературы[42]. Через год она была опубликована отдельной монографией Чечено-Ингушским госиздатом в Грозном. В ней впервые в истории были классифицированы эти диалекты и описаны их главные сравнительные особенности. Работа была использована Мальсаговым в качестве кандидатской диссертации, защита которой проходила в Ленинграде в феврале 1941 года (научный руководитель Мальсагова — А. Н. Генко). Единогласно было принято Учёным советом Института востоковедения Академии наук СССР решение о присуждении Мальсагову учёной степени кандидата филологических наук[15]. Таким образом он первым среди ингушей удостоился этой учёной степени[31]. По мнению Б. М.-Г. Харсиева, работа «имела большое научно-практическое значение для развития поставленной цели — унификации языков». Он также считает, что она внесла значительный вклад в изучение чечено-ингушской диалектологии и развитие национальной письменности. Для роста «чечено-ингушской культуры» нужно было научное разрешение вопросов формирования литературного языка. Эти вопросы, поднимавшихся и раньше, по мнению Харсиева, эффективных результатов не имели до 1938 года[42]. Научный сотрудник Чечено-Ингушского НИИ Х. Г. Гугиев в своей статье «Кандидат филологических наук Д. Мальсагов» (1941) высоко оценивал монографию, считая, что её автор использовал имеющуюся в те годы по «чечено-ингушскому языку литературу, обильный материал из личных наблюдений и исследований различных диалектов чечено-ингушского языка, причём классификация и описание их даны впервые <…>». Кроме того, Гугиев считал, что «вопрос близости ведущих литературных диалектов („плоскостного чеченского и ингушского“ по терминологии Д. Мальсагова) разрешен». Больше того, он писал о тенденции плоскостного чеченского стать общим языком для чеченцев и ингушей, что видно было ещё до Октябрьской революции и после неё, особенно после объединения Чеченской и Ингушской областей[42]. Помимо сбора лингвистического материала в экспедициях в горную и плоскостную Ингушетию, Мальсагов также записывал ингушский фольклор[47]. Собранные им сказания[К 3] были опубликованы в литературном сборнике «Радость сердца» («Дега гӏоз», на ингушском языке) в 1957 году — то есть, после окончания Великой Отечественной войны и возвращения из депортации. В сборнике сказания были озаглавлены под общим названием «нарт-орстхоевские сказания» («наьрт-орстхой дувцараш»)[48]. По мнению литературоведа и фольклориста И. А. Дахкильгова, записи этих преданий имеют большое значение для ингушской фольклористики, так как нартский эпос у ингушей давно исчез и мало осталось сегодня преданий[47]. В то же время, Дахкильгов критиковал Мальсагова за то, что из-за него в ингушской фольклористике утвердился ошибочный, по его мнению, термин «нарт-орстхойский эпос»[48]. Записанные Мальсаговым сказания и предания в дальнейшем включались в сборники фольклора и школьные хрестоматии[47]. Мальсагов занимался переводом ингушского фольклора. Так, например, он перевёл на русский язык старые ингушские песни «илли», собранные и изданные З. Измайловым в сборнике «Ингушское устное творчество» («Вейнаьха багахбувцам», 1932, ч. 2). По мнению Дахкильгова, из сборника выделяются ингушские свадебные песни[47]. Мальсагов изучал ингушский фольклор. В 1932—1933-х годах в выходившем в Ростове-на-Дону журнале «Революция и горец» были опубликованы его научные статьи, посвящённые изучению устного народного творчества ингушей: «Современное состояние искусства в Ингушетии» (1932) и «К постановке изучения чечено-ингушского фольклора» (1933)[49]. В последней работе он писал о необходимости использовать из ингушского фольклора «доступный детям материал из эпохи гражданской войны, материал, характеризующий борьбу классов, антирелигиозный материал и т. д.» Сам же фольклор он предлагал использовать «как сильнейшее орудие классовой борьбы и социалистического строительства»[50]. В 1940 году Мальсагов написал особо ценную, по мнению Дахкильгова, научную работу «Устное творчество чечено-ингушского народа». Она не была опубликована и так и осталась в архиве Краеведческого музея Чечено-Ингушской АССР[49]. В своей работе Мальсагов считал, что ингушский нартский эпос образовался в VI веке — дату, которую, он, вероятно, взял из работы А. Н. Генко «Из культурного прошлого ингушей» (1930). Последний в своей работе писал о том, что в VI веке Сасаниды построили в Ингушетии стратегически важные ворота. Современными учёными время образования нартского эпоса определяется медным веком[51]. В 1959 году Мальсагов опубликовал статью «О некоторых непонятных местах в „Слове о полку Игореве“», где он, основываясь на материале вайнахских языков и используя данные других языков, толковал отдельные «тёмные места»[К 4] «Слова о полку Игореве»[53]. О. В. Творогов считал, что хотя предлагаемое Мальсаговым кавказское происхождение Овлура является гипотетическим, его идея об Овлуре как о «безродном, бездомном человеке» является вполне продуктивной. На таком основании Творогов высказал мнение, что Овлур мог быть славянского происхождения[54]. По мнению Е. М. Белецкой и Л. А. Дмитриева, некоторые толкования Мальсагова, как, например, для слов «кнес» и «канина» походили на «явные натяжки», противоречащие с данными древнерусского языка и в целом с контекстом «Слова». Его толкования для таких «тёмных мест» как, например, «кур» и «уши закладаше» они считали спорными. Тем не менее, Белецкая и Дмитриев считали, что статья Мальсагова дала «новый, свежий материал для толкований текста» «Слова» и вынуждала исследователей "более углубленно анализировать, в споре с ним, «тёмные места» «Слова»"[53]. В незаконченных и неопубликованных научно-исследовательских работах Мальсагова рассматриваются вопросы вайнахских языков; исследуются храмы вроде Тхаба-Ерды, святилищ и укреплений вроде Гагиевских башен и Фараз кхале; Орёл Сулеймана; связи между вайнахами и арабами, тюрками, восточными славянами; работы по «Слову о полку Игореве» (закончены в феврале 1966 года); кавказскому и восточнославянскому фольклорам; ставятся задачи славистам и арабистам для изучения истории проникновения на Балканский полуостров и Русь отдельных имён; задачи по сбору, изучению и систематизации древних письмён. В незаконченной работе Мальсагова — «Навеки вместе», рассматривается история взаимодействий чеченцев и ингушей с Россией и восточными славянами, а также с Тмутараканским княжеством, включая её след в культуре северокавказских народов[55]. Учениками Д. Д. Мальсагова являлись профессора А. С. Куркиев, Ф. Г. Оздоева, Л. Д. Мальсагова (его дочь), В. Д. Тимаев, И. А. Арсаханов и другие. Не являясь его студентами, многие учёные, педагоги, писатели, журналисты и общественные деятели считали себя его учениками[56]. Так, например, языковед П. И. Харакоз в письме из Фрунзе Мальсагову писал: «Ох, мой незабвенный, несравненный Дошлуко-эфенди!»[57], а в другом: «Примите это мое сочинение в память от греческого ученика Вашего. Хотя я за школьной партой у Вас не сидел, но ведь ученики Сократа, например, тоже не сидели за партой. Вы мудрый и редкий учитель, а я, честное слово, Дошлуко Дохович, был прилежным учеником»[58]. Литературная деятельностьВ 1931 году написал, в соавторстве с О. А. Мальсаговым, пьесу «Перелом» («Кердача наькъа тӏа»[59]) о борьбе с адатами и классовой борьбе в ингушском селении на фоне коллективизации[60]. Она была поставлена ингушской делегацией на краевой олимпиаде искусств народов Северного Кавказа, проходившей в 1931 году в Ростове-на-Дону, где заняла первое место[61]. В 1933[62] или 1934 году Мальсагов написал поэму «Поток Армхи» («ӏарамха»[62]), в том же году она была переведена на русский язык М. И. Слободским[63]. В дальнейшем, она включалась в школьные учебники по ингушской литературе. По мнению фольклориста М. А. Матиева, поэма имеет отсылки к народному фольклору[64]. Мальсагов был членом Ингушского литературного общества[65]. В материалах «личного дела члена Союза писателей СССР поэта, драматурга, переводчика Д. Д. Мальсагова» (из Российского государственного архива литературы и искусства) написано, что он вступил в Союз писателей СССР в 1937 году и номер его членского билета был 2423. В том же году, в связи с арестом, Мальсагов был исключён из Союза. 8 июня 1956 года во время заседания Президиума Союза писателей Киргизии был составлен протокол о восстановлении его в члены Союза писателей. 13 марта 1961 года Секретариат Правления Союза писателей РСФСР постановил «установить стаж пребывания Д. Мальсагова в членах Союза писателей СССР с 1940 года, когда были напечатаны его критические и литературные статьи»[66]. В 1930-х годах Мальсагов перевёл на ингушский язык такие произведения русской литературы, как «Песня о Буревестнике» (1933), «Песня о Соколе» (1933, в соавторстве с М. Ф. Аушевым[63]), «Пепе» (1935), «Забастовка в Парме» (1936) и «Дед Архип и Лёнька» (1939) М. Горького, отрывки из поэмы «Мертвые души» (1939) Н. В. Гоголя, басни И. А. Крылова «Волк и ягнёнок» (1939) и «Лев и лисица» (1939), поэму «Мцыри» (1939) М. Ю. Лермонтова, отдельные сказки А. С. Пушкина[63][67]. В 1959 году был опубликован его перевод отрывок из «Героя нашего времени» М. Ю. Лермонтова[68]. По мнению А. У. Мальсагова, Д. Д. Мальсагов как литературный критик внёс вклад в формирование и дальнейшее развитие ингушской советской литературы[63]. В статье «Ингушская литература» (1933) критик, рассматривая творчество ингушских писателей Т. Д. Бекова, Х.-Б. Ш. Муталиева, С. И. Озиева, Х. С. Осмиева и других, призывал их больше пользоваться в своих произведениях народным фольклором: «Изучение языка, стиля, формы народной словесности, поможет ингушской письменной литературе в овладении родным языком и создании высших форм литературного творчества <…>»[69]. В «Очерках истории ингушской советской литературы» («Гӏалгӏай советски литература исторе очеркаш», 1961) написал, в соавторстве с писателем Б. X. Зязиковым, критико-литературоведческие статьи, где, по мнению А. У. Мальсагова, был дан обстоятельный анализ творчества ингушских поэтов и писателей А. И. и С. И. Озиевых, Д. X. Яндиева, X. С. Осмиева, А. Э. Хамхоева и М. М. Хашагульгова[63]. По словам М. К. Ужаховой, в 1934—1935-е годы роман Л. П. Пасынкова «Тайпа» вызвал «большой резонанс» в Ингушетии и за её пределами. Переиздававшийся несколько раз многотысячными тиражами в центральных издательствах роман, по мнению ингушских критиков, обливал ингушский народ «грязью». Это, а также то, что в центральной печати высказались положительно о романе, и даже хотели на его основе снять художественный фильм, вызвало возмущение со стороны ингушской общественности[66]. В 1932 году в журнале «Революция и горец» Мальсагов опубликовал, в соавторстве с Д. Хаматхановым и Л. П. Семёновым, рецензию «О романе „Тайпа“ Л. Пасынкова и киносценарии „Голубой шайтан“ Л. Пасынкова и Юнаковского». Рецензенты, в первую очередь Мальсагов[62], раскритиковали роман за «искажённое и клеветническое» изображение жизни и быта ингушей, что выставило их «дикарями»[70]. В марте 1936 года Мальсагов выступил и с другой критической статьёй «Этнография ингушей в романе Л. Пасынкова „Тайпа“»[11]. После того, как Пасынков заявил, что его роман хорошо оценил М. Горький (он назвал его «неожиданным подарком молодой советской литературы»[71]), Мальсагов написал последнему письмо[13], в котором говорил[72]:
По словам И. А. Дахкильгова, из-за сильного протеста со стороны ингушской интеллигенции, кино так и не было снято на основе этого романа[62]. Личная жизньВ 1922 году Мальсагов женился на Дзабанте Мусиевне Белхароевой — внучке религиозного деятеля и суфийского шейха Батал-Хаджи Белхороева[73][1]. 18 февраля 1924 года у пары родилась дочь Мадина, 4 января 1927 года — сын Якуб, 16 мая 1930 года — дочь Лидия[61]. По словам Р. И. Ахриевой, из учёных Д. Д. Мальсагов особенно уважал Н. С. Трубецкого, А. С. Чикобава, А. Н. Генко, З. К. Мальсагова, И. А. Джавахишвили, Д. С. Лихачёва и других[74]. Она писала, что З. К. Мальсагова Д. Д. Мальсагов глубоко уважал, считая его большим авторитетом[75]. В своей книге «Чечено-ингушская диалектология и пути развития чечено-ингушского литературного (письменного) языка» учёный писал, что она посвящается «памяти Заурбека Мальсагова, отдавшего все силы и знания делу развития чечено-ингушской социалистической культуры»[74]. С семьёй А. Н. Генко, его супругой Лидией Борисовной Панек и дочерью Галиной Д. Д. Мальсагов поддерживал связь до самой смерти. В 2017 году Глава Ингушетии Ю.-Б. Евкуров передал Галине в дар от семьи Мальсаговых письма Генко, адресованные Мальсагову[15]. Мальсагов знал ингушский, чеченский, русский, немецкий и французский языки[76]. ПризнаниеПо словам Ю. Д. Дешериева, Мальсагов при жизни был признан специалистом по вайнахским языкам, а также русистом, имея большой стаж преподавания русского языка и общей лингвистики[77]. Имя Д. Д. Мальсагова, как «видного ингушского деятеля», который внёс «значительный вклад в становление и развитие ингушской государственности», высечено на мемориальной плите в Мемориале памяти и славы в Ингушетии[78]. Прошедшая 6 ноября 2018 года международная научно-практическая конференция «Язык, история и литература как факторы устойчивого развития общества» была посвящена 120-летию со дня рождения Мальсагова[79]. Был удостоен ряда государственных наград и грамот:
БиблиографияДанный раздел главным образом ссылается на библиографические указатели[81][82], а также на библиографии Мальсагова, приведённые в биографических статьях о нём[80][83]. СтатьиНа русском
На ингушском
На осетинском
Монографии
Учебные пособияНа русском
На ингушском
Художественные работыНа ингушском
На русском
Записи ингушского фольклора
Переводы
Неопубликованные работы
ПримечанияКомментарии
Источники
ЛитератураНа русском
На ингушском
|
Portal di Ensiklopedia Dunia