Лель
Лель — по представлениям польской и русской «кабинетной мифологии» раннего Нового времени (XVI—XIX века), славянское божество любви и/или брака. Образ Леля нередок в литературе и искусстве этого и последующих периодов («Руслан и Людмила» Пушкина, «Снегурочка» А. Н. Островского и др.). Начиная с XIX века исследователи отрицают существование у славян наличие такого божества или персонажа. Во многих славянских народных песнях встречается рефрен «Ой, лель-ладо» либо «Лада, лель-люли», который, по мнению большинства исследователей, и был ошибочно принят за имя божества наряду с образом богини Лады или Ладо[1][2]. Лель и Полель упоминаются в «Пане Тадеуше» Адама Мицкевича:
В историографии раннего Нового времениИсходя из убеждения, что у древних славян были боги, соответствующие римским, польские историографы XVI века — Меховита, Кромер, Стрыйковский — признавали у языческих поляков существование богини Лады и её двух сыновей, Леля и Полеля, соответствовавших Кастору и Поллуксу; Меховита ссылался, в подтверждение этого, на слова древних песен: «Lada, Lada, I leli, I leli, Poleli». Иннокентий Гизель, составитель «Синопсиса», повторяя Стрыйковского, в главе «Об идолах» приписывает древним языческим русским тех же богов. Русские мифологи конца XVIII и первой половины XIX веков не сомневались в существовании у язычников славян и русских бога любви и браков Леля. Этот образ проник и в художественную литературу классицизма и романтизма. Державин упоминает его в своих песнях. У Пушкина («Руслан и Людмила») на пиру князя Владимира Баян славит «Людмилу-прелесть и Руслана, и Лелем свитый им венец». При более критическом отношении к источникам славянской мифологии оказалось, что существование бога Леля основано исключительно на припеве свадебных и других народных песен — и учёные второй половины XIX века вычеркнули Леля из числа славянских языческих богов. Причины появления подобных «божеств» охарактеризовала Л. Н. Виноградова:
Ю. М. Лотман также указывает на недостоверность параллелей «божество» и «Лель»[4]:
Происхождение припеваПрипев, в разных формах — лелю, лелё, лели, люли — встречается в русских народных песнях; в сербских «кралицких» песнях (троицких) величальных, имеющих отношение к браку, он встречается в виде лельо, лелё, в болгарской великодной и лазарской — в форме леле. Таким образом припев восходит к глубокой древности. Старинный польский припев лелюм (если он действительно существовал в этой форме, с «м») А. А. Потебня объясняет через сложение лелю с «м» из дательного падежа «ми», как в украинском «щом» (вместо «що ми»). В припеве «полелюм» (если он верно передан польскими историографами) «по» может быть предлогом; ср. белорусские припевы: люли и о люлюшки[5]. Соображения об этимологическом значении припева лелю и проч. высказывались Вс. Ф. Миллером[6] и А. А. Потебнёй[7]. См. также Брюкнера[8]. По Н. И. Толстому, припев типа ой-лели-лель, в разных вариантах представленный у многих славянских народов, этимологически восходит к слову аллилуйя[9]. Примечания
Литература
|