Стругацкий, Натан Залманович
Ната́н (Но́та) За́лманович Струга́цкий (14 [26] мая 1892, Дубовичи, Глуховский уезд, Черниговская губерния — 7 февраля 1942, Вологда) — советский искусствовед, библиограф, иконограф. Отец писателей Аркадия и Бориса Стругацких. Родился в обеспеченной еврейской семье, не окончил юридического образования, участвовал в революционном движении. Член большевистской партии с марта 1917 года, служил в информационных и организационных структурах советов рабочих и крестьянских депутатов, во время Гражданской войны — политкомиссар в РККА. В 1920—1930-х годах в основном был связан с учреждениями просвещения, печати и искусства, окончил аспирантуру Комакадемии; семья после 1927 года постоянно проживала в Ленинграде. В 1937—1941 годах работал в Ленинградской публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина, в том числе главным библиотекарем и начальником отдела эстампов; опубликовал ряд работ по советской графике, плакатам, иллюстрациям к литературной классике. В октябре — декабре 1941 года служил добровольцем в армии осаждённого Ленинграда, комиссован по болезни. В 1942 году должен был сопровождать эвакуируемые в Мелекесс фонды Публичной библиотеки, выехал 29 января эшелоном вместе с сыном Аркадием (жена и младший сын оставались в осаждённом городе). От голода и сердечного заболевания скончался 7 февраля в Вологде, в списках погибших был записан с грубой ошибкой в имени и фамилии. Лишь в 2000-х годах были документально установлены обстоятельства кончины Н. З. Стругацкого и место его захоронения. Происхождение. Ранние годы (1892—1917)Родился 14 (26) мая 1892 года[5] в местечке Дубовичи (ныне село Конотопского района Сумской области Украины), был старшим из четырёх сыновей в семье частного поверенного, агента страхового общества «Саламандра», сосницкого мещанина Залмана Лейбовича Стругацкого (1864 — до 1937)[6][Комм. 1] и Гени (Евгении) Ароновны Горелик (1875—1942)[Комм. 2]. Дед, сосницкий купец Лейб Залманович Стругацкий, с 1876 года владел собственным домом и жил с семьёй в местечке Суходол Глуховского уезда[Комм. 3]. У Н. З. Стругацкого были младшие братья Арон (род. 1895), Исаак (род. 1900) и Александр (род. 1905). В начале 1900-х годов семья жила в местечке Ромашков Новгород-Северского уездa[Комм. 4]. В личном листке по учёту кадров 22 октября 1937 года Н. З. Стругацкий указал, что отец к тому времени умер, а мать находится на его, Натана, иждивении[8][9]. Учился в реальном училище и в гимназии в Севске, утверждая в автобиографии, что с трудом смог поступить из-за процентной нормы для евреев[10]. В 1915 году поступил на юридический факультет Петроградского университета, на котором проучился два с половиной года, не окончив курса. По утверждению сына, в партии большевиков состоял ещё с 1916 года[11], однако из документов известно, что он вступил в её ряды в марте 1917 года[12][13][14]. Весной — летом 1917 года Натан Стругацкий активно участвовал в революционно-протестной деятельности: в апреле был избит на демонстрации против Временного правительства у Мариинского дворца, а 5 июля арестовывался за участие в митинге на Знаменской площади[15]. Партийно-политическая работа (1917—1928)В феврале — ноябре 1917 года избирался в Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, в 1918 году заведовал отделом народного образования (ОНО) Псковского губернского революционного комитета (губревкома), служил стрелком продагитотрядов в Малмыже и Бузулуке, политкомиссаром продагитотряда в Мелитополе. Во время Гражданской войны служил в Красной армии, в 1920 году был инструктором политотдела и военследователем 2-й Конной армии и заместителем редактора армейской газеты «Красная лава» на Южном фронте. В боях под Ростовом погиб младший брат — командир кавалерийской бригады Арон Стругацкий (1895—1919)[Комм. 5][17]. В послевоенные годы Натан Стругацкий оставался инструктором политотдела 2-го конного корпуса (1922), служил заместителем начальника политотдела, затем начальником агитпропчасти 5-й кавалерийской дивизии Северо-Кавказского военного округа (1922—1923), помощником начальника политотдела 9-й Донской стрелковой дивизии (1923—1924)[18][19][Комм. 6]. В 1924 году Натан Стругацкий женился на дочери прасола из Середины-Буды (где одно время проживала и семья Стругацких) Александре Ивановне Литвинчевой (1901—1979) против воли её и своих родителей[11][21][Комм. 7]. Она получила педагогическое образование[Комм. 8], работала учительницей начальных классов. После переезда в северную столицу Александра Стругацкая вошла в штат школы № 6 Выборгского района, превратившись в «замечательного педагога-словесника, известного всему Ленинграду»[6], ей посылали особо трудных учеников, которых она «вытягивала на четвёрку»[25]. После войны её учеником был Юрий Сенкевич, который в воспоминаниях называл Александру Ивановну «настоящей русской красавицей с косой», прививавшей своим подопечным любовь к литературе: «с её приходом… я стал много и увлечённо читать»[26][27]. После демобилизации Натан Стругацкий оказался на партийной работе в Аджарии, став в 1925 году главным редактором ежедневной газеты «Трудовой Аджаристан» — основанного в этом году в Батуме органа Аджаристанского областного комитета КПГ(б); к концу того же года газета прекратила своё существование[28][29]. В этом же городе у супругов Стругацких 28 августа родился старший сын, названный Аркадием в честь павшего в революционных боях брата[30][Комм. 9]. В 1926—1928 годах Натан Стругацкий — заместитель заведующего отделом печати Ленинградского областного комитета (обкома) ВКП(б), заведующий отделом печати Выборгского райкома ВКП(б)[12][31]. Семья жила на проспекте К. Маркса, дом № 4, коммунальная квартира номер 16[32][33][34]. Александра Ивановна даже добилась разрешения отделиться, и Стругацкие несколько лет до войны располагали отдельной двухкомнатной квартирой[35][36]. Именно здесь 15 апреля 1933 года, через семь лет, семь месяцев и восемнадцать дней после Аркадия родился младший сын Стругацких, названный Борисом[37]. По воспоминаниям родных, Натан Залманович Стругацкий был непрактичен, беспомощен в быту, мало зарабатывал; супруга утверждала, что он хотел стать писателем. Его работа в цензуре и учреждениях культуры компенсировалась «книжным пайком» («любая выходившая тогда в Питере худлитература — бесплатно»), из которого составилась большая домашняя библиотека, занимавшая два шкафа[38]:
Музейная и библиотечная работа (1928—1942)Аспирантура. Партийный призыв и исключение из рядов ВКП(б)В 1928—1930 годах — заведующий методической частью музейно-экскурсионного сектора отдела народного образования (ОНО). В 1930 году поступил в аспирантуру Института истории искусств при Коммунистической академии[12][31][2]. Упоминался в дневнике П. Н. Филонова в крайне негативном контексте: на проходившей 5—6 июня 1931 года конференции секретарь Бюро политпросветработы Н. З. Стругацкий, наряду с В. Бейером и М. Бродским, весьма резко критиковали его искусство. «Действовали они обычно: подлость, ложь, извращение фактов, клевета определённо изо-черносотенная, изо-холуйская. <…> Очевидно, у них есть где-то сильная поддержка по партийной линии… Я был объявлен вредителем, злостным кулаком, а себя они аттестовали как друзей пролетариата, „больше пролетариев, чем сами пролетарии“. В этом смысле была принята резолюция»[40]. Друживший с Н. З. Стругацким А. Самохвалов в воспоминаниях отмечал, что, когда работал над картиной «Девушка в футболке» в 1932 году (Стругацкий в это время писал небольшую монографию о художнике), искусствовед отнёсся к образу «с осторожностью и даже предубеждённостью». Н. Стругацкий полагал, что «образ времени раскрывается преимущественно в труде и преодолении трудностей, стоящих на пути к достижениям, что не́когда быть столь красивой», с чем Самохвалов категорически не соглашался[41]. Натан Стругацкий был членом Союза советских художников по секции графики[42]. В автобиографии 1937 года указано, что он работал над кандидатской диссертацией[43]. Судя по переписке с А. Самохваловым, Н. Стругацкий воспринимал искусство как арену классовой борьбы и битвы за будущее, многократно изрекая инвективы по адресу «дрянненьких соглашателей», «прохвостов, могильщиков советского искусства». Союз советских художников он однажды прямо назвал «Ноевым ковчегом», поэтому «сколь-нибудь принципиальной и последовательной» политической линии от этой организации не ожидал. В письме Самохвалову от 12 марта 1933 года фактически содержался программный манифест: по мнению Стругацкого, Союз художников должен возглавляться группой — «носительницей наиболее прогрессивных идейно-творческих тенденций». Начальство не должно являться «руководящей оглоблей», так как управление творческими процессами — это всегда «линия… тот самый тон, который делает всю творческую музыку». Соответственно, советский руководитель должен сочетать «кругозор, грамотность, принципиальность», чтобы «задавать тон»[44]. В октябре 1932 года поступил на работу в Государственный Русский музей, сначала секретарём, а с 18 января 1933 года — научным сотрудником[12]. В том же году был мобилизован ЦК ВКП(б) на политработу — начальником политотдела зерновых совхозов «Зеленовский» в Сталинградской области и «Гигант» (Прокопьевск). Борис Стругацкий неоднократно повторял семейную легенду, что его отца «бросили на хлеб» в ночь его рождения — то есть 15 апреля 1933 года[21], однако в письме А. Самохвалову от 12 марта 1933 года упоминается, что Натан Залманович к тому времени уже находился в Сталинграде и во вверенном ему хозяйстве вёлся ремонт прицепной техники, тракторов и автомашин, предполагалось начать посевную в апреле. Недатированное послание рапортует, что комиссар Стругацкий «вырвал пятьдесят процентов плана» и что «всё моё время, внимание, помыслы и беспорядочные сны заняты тракторным парком, нормами высева, ремонтом комбайнов, паровой кампанией и прочими прозаическими вещами». В письме от 28 марта перечисляются «театры, красная олимпиада, филармония, оперная студия…»[44]. Снег к этому времени ещё не сошёл, пейзажи Н. З. Стругацкий сравнивал с «белым безмолвием», а требовалось обеспечить сверхранний рассыпной сев сразу же после таяния снега, и далее рядовой сев на 70 000 гектарах силами 2000 людей и 200 тракторов[45]. Письмо от 7 мая послано уже из Прокопьевска, где Натан Залманович снял с должности директора местного совхоза: «вы же понимаете, партийная репутация»[46]. В октябре Стругацкий всё ещё пребывал в Прокопьевске; летом, судя по косвенным упоминаниям, его навещала Александра Ивановна с детьми, обратно в Ленинград они уехали 9 октября[47]. В декабре Натан Залманович побывал на совещании по совхозному строительству в Новосибирске; семья вновь его навещала: «Без семейства зверски тяжело, но и семейству моему здесь нелегко»[48]. Письмо от 2 мая 1934 года вновь отправлено из «Зеленовского»[49]. В 1936—1937 годах работал начальником краевого управления искусств в Сталинграде. В переписке с А. Самохваловым (письмо без даты) Н. Стругацкий сообщал, что в его ведении десять театров (включая татарский драматический и три колхозных), филармония и мюзик-холл. «Отвожу душу только на том, что нянчусь с Союзом художников и читаю курс истории искусства в художественном техникуме»[50]. В апреле 1937 года был исключён из партии и уволен с занимаемой должности за «притупление политической бдительности»[51][10]. Борис Стругацкий прокомментировал это следующим образом: его отец был «ортодоксальным коммунистом, никогда не колебался, никогда не участвовал ни в каких оппозициях, верил партии безгранично и выполнял её приказы, как солдат. Но каким-то образом ухитрился при этом сохранить широкий образ мыслей, когда речь шла о литературе, живописи, о культуре вообще. Уже позже, в Сталинграде <…>, он постоянно сцеплялся со своими коллегами. То он заявлял, что советским живописцам надобно учиться мастерству у Андрея Рублёва, то объявлял, что Николай Островский — щенок по сравнению с Львом Толстым, а Дунаевский — в сравнении с Чайковским и Римским-Корсаковым. Мама считала, что сгубили его эти вот полемические эскапады, а я думаю, что главную роль сыграло то, что он запретил выдачу жёнам городских начальников бесплатных контрамарок в театры и на концерты»[22]. Положение Н. З. Стругацкого осложнялось тем, что его младший брат — инженер, директор Херсонского завода ветряных двигателей Александр Захарович Стругацкий (1905—1938) — в этом же году был арестован по сталинским спискам (расстрелян 17 января 1938 года)[52]. По воспоминаниям Бориса Стругацкого, жизнь отца спасло только то, что он сразу же отправился в Москву искать справедливости[39]. Ленинградская публичная библиотека. Творческая деятельность17 октября 1937 года Н. З. Стругацкий был принят на работу в Ленинградскую публичную библиотеку имени М. Е. Салтыкова-Щедрина главным библиотекарем отдела эстампов (с 25 марта 1938 года — заведующий отделом) с зарплатой 450 рублей[53]. С конца 1920-х годов Н. З. Стругацкий публиковал литературные и художественные рецензии[54][55], с начала 1930-х годов — искусствоведческие и библиографические труды, вступительные статьи к каталогам выставок, исследование иллюстраций (иконографии) к произведениям М. Е. Салтыкова-Щедрина[56][57][58][59]. Вместе с Б. С. Бутник-Сиверским составил каталог советского плаката за период Гражданской войны, который был издан сигнальным седьмым томом «Трудов ГПБ»[12]. В личном деле Н. З. Стругацкого подшито множество документов за 1937—1938 годы, отражающих его личную борьбу за восстановление в партийных рядах. 25 ноября 1937 года датировано собственноручное заявление о выезде в Сталинград для участия в апелляции, проводимой выездной комиссией КПК при ЦК ВКП(б) Сталинградской области. Для прохождения процедуры ему была выдана справка с места работы, что Натан Залманович «к своим обязанностям относится добросовестно и аккуратно» и что «по общественной линии» ему поручено ведение занятий в двух кружках по изучению Конституции и Положения о выборах в Верховный Совет. Апелляция прошла неудачно, но в 1938 году Стругацкий ещё несколько раз ездил в Сталинград, а затем и в Москву. В производственных характеристиках неизменно подчёркивалось, что Натан Залманович — «способный и инициативный работник», что он «положил начало научному описанию богатейших фондов отделения», что ему принадлежит «инициатива в деле организации на материалах отделения выездных выставок в домах культуры». Однако сразу восстановиться в рядах ВКП(б) ему так и не удалось, даже несмотря на то, что инициаторы его исключения сами были осуждены как «враги народа»[60]. Специализированных исследований деятельности Н. З. Стругацкого как искусствоведа почти не существует. В очерке И. М. Бляновой отмечается «счастливое сочетание» многообразия его интересов, глубины эрудиции и проникновения в проблемы прошлого и настоящего. Исследования Натана Стругацкого находились на стыке искусствоведения и литературоведения, что отчасти объяснялось спецификой места его работы в Публичной библиотеке. Заняв место в отделе эстампа, который в 1937 году находился в запущенном состоянии, Стругацкий должен был решать вопросы разбора и описания коллекций, включавших не только печатные репродукции, но и графические оригиналы плакатов и иллюстраций. Также отдел занимался составлением обзоров изобразительной продукции и собственно иконографическими исследованиями. В 1939 году вышел указатель Стругацкого, посвящённый иконографии М. Е. Салтыкова-Щедрина: как его портретам, так и иллюстрациям к произведениям. Занимался Стругацкий и вопросами иконографии М. Горького; в архиве РНБ сохранилась неопубликованная рукопись «Горький в изобразительном искусстве», где перечислены портреты писателя, впоследствии исчезнувшие из поля зрения исследователей. Много усилий Стругацкий потратил на выявление рисунков в фонде, что было обобщено в статье 1938 года в журнале «Красный библиотекарь». При участии Стругацкого вышли коллективные каталоги иконографии первой русской революции 1905—1907 годов и плакатов гражданской войны (последний вышел как сигнальный экземпляр). Н. З. Стругацкий работал и в сфере чистого искусствоведения, в годы аспирантуры занимаясь живописью А. Н. Самохвалова, с которым был лично знаком и которому посвятил монографию (1933). Именно Стругацкий заявил об Александре Самохвалове как живописце-мастере, которому присущи оригинальность и большое дарование[61][Комм. 10]. Сохранившиеся в семейном архиве письма Натана Стругацкого к А. Н. Самохвалову были опубликованы в 1996 году[63].
Первая половина 1941 года прошла для семьи Стругацких в обычном порядке. В сохранившихся дневниковых записях от 8 и 9 марта 1941 года упоминаются посещения концертов с участием Д. Ойстраха и Л. Оборина, которых Стругацкий характеризовал как «мастеров европейского класса». Особое впечатление произвело исполнение Четвёртого концерта Д. Шостаковича и фортепианного квинтета («Некоторые места в квинтете, особенно скерцо, несут на себе печать несомненной гениальности. Шостакович… ещё удивит свет»)[64]. Весной (27 апреля — 10 мая) Н. З. Стругацкий командирован в московскую дирекцию художественных выставок и панорам Всесоюзного Комитета по делам искусств при Совнаркоме; и практически сразу же (17 мая — 1 июня) вновь отправлен в Комитет для «организации выставки советского плаката»[60]. Начало Великой Отечественной войны Натан Стругацкий обозначил в дневнике как «самый трагический день в истории страны и, следовательно, в жизни нашей семьи»[64][65]. 19 сентября 1941 года Натан Залманович Стругацкий подал заявление о зачислении в армию добровольцем. Вместе с сыном Аркадием он попал в народное ополчение, копал противотанковые рвы под Кингисеппом и на Московском шоссе (Александра Стругацкая со своей школой была мобилизована в Гатчину). Далее он состоял в рабочем отряде на казарменном положении по месту работы. Сохранилось письмо 25 октября за подписями командира батальона и батальонного комиссара о «полном расчёте по месту работы» в связи с принятием на военную службу — в 212-й истребительный батальон НКГБ Куйбышевского района; из Публичной библиотеки Н. Стругацкий был официально уволен 27 октября[12][64][60]. Принимал участие в боевых действиях на Пулковских высотах: Аркадий Стругацкий в 1950 году вспоминал в переписке с младшим братом, что «разрушение обсерватории видел наш батя. Он конвоировал боеприпасы на фронт и был свидетелем бомбардировки Пулкова (в частности, и обсерватории) дальнобойными пушками немцев. Помню, он рассказывал это на кухне, отогревая ноги в тазу с горячей водой, — заросший, грязный»[66]. 27 октября 1941 Н. Стругацкий вновь принят кандидатом в члены ВКП(б) как лучший командир истребительного отряда, что фактически означало восстановление в партии[67]. По состоянию здоровья (дистрофия и сердечная недостаточность) Натан Залманович Стругацкий был комиссован и в связи с увольнением из воинской части 20 декабря 1941 года восстановлен на должности в Публичной библиотеке[68]. Кончина. ПамятьЭвакуация (1942)Дневник Н. З. Стругацкого декабря 1941 — января 1942 года фиксирует подробности выживания в осаждённом Ленинграде. По воспоминаниям Бориса Стругацкого, жизнь семье спасла тогда привычка Александры Ивановны запасать дрова не осенью, а весной, что позволило отапливать кухню и комнату Аркадия. В записи от 22 декабря указывается на «муки голода: 145 гр. хлеба, без жиров, без круп»; от дистрофии и авитаминоза опухали руки и лица. Мясную пищу обеспечивали кошки, которых Натан Залманович Стругацкий поймал семь штук[Комм. 11]. В дневнике перечисляются фамилии умерших друзей и сослуживцев по библиотеке (трое в декабре, пятеро в январе). 25 и 27 декабря 1941 года паёк был несколько увеличен, однако даже по голодным нормам так и не были выданы масло и крупа (вместо которой 2 января 1942 года оказались отруби). Александра Ивановна брала продуктами гонорар за дополнительные уроки, кроме того, 1 января Стругацкие сдали ванную (с дровяной колонкой, время от времени функционировал и водопровод) продавщицам булочной за «хлеб и конфетки». Продукты также удавалось выменивать за вещи на рынке. 3 января умерла мать Н. З. Стругацкого, болезнь которой причиняла много хлопот домашним; сын откровенно записал в дневнике, что «убрали труп в холодную комнату, вздохнули с облегчением»; тело, зашитое в саван, Натан Залманович с Аркадием отнесли в сарай на Саратовской улице только 15 января. 18 января представилась возможность отправить семью в Мелекесс с последней партией эвакуируемых сотрудников и фондов Публичной библиотеки[12][73][68]. Александра Стругацкая, продолжив дневник мужа, зафиксировала, что попытка отъезда всей семьёй была предпринята 25 января 1942 года. Однако из-за аварии водопровода не было возможности заправить водой паровоз, а 16-летний Аркадий отморозил ногу (промочив утром валенок у проруби). Выданный по норме до 1 февраля хлеб закончился 27 января, зафиксированы и рыночные цены: за новые валенки просят 500 граммов хлеба, за золотые часы — килограмм («вещей полон рынок, а продуктов нет»). Александра Ивановна носила домой положенный ей в райсовете обед: «…суп и кашу, кипячу, долив водой, разливаю на четыре тарелки. Следят, кому больше, кому меньше, подозрения, споры, упрёки, что я Аркашу больше люблю, что Борис мал, ему надо меньше, а он собирает крошечки. Сердце обливается кровью». На семейном совете было решено разделиться: Борис и Александра могли не перенести эвакуации, вдобавок матери приходилось каждый день ходить на работу за пять километров (городской транспорт встал). Отъезд Н. З. Стругацкого и Аркадия состоялся 29 января; как рассказал матери 8-летний Борис, Аркадий тащил отца на себе. Далее о судьбе мужа и старшего сына ей ничего не было известно до получения телеграммы 17 мая: «Стругацкий Мелекесс не прибыл»[74]. 2 июля 1942 года из села Ташла Чкаловской области пришло письмо Аркадия, дополненное ещё одним 11 июля. Здесь не содержалось подробностей, помимо факта кончины отца. Всё открылось только 1 августа, когда Александре Ивановне передали письмо от 27 июля, адресованное школьному другу Аркадия Стругацкого Игорю Ашмарину[75][76]. Эвакуированных везли до Борисовой Гривы полторы суток в дачных неотапливаемых вагонах при двадцатипятиградусном морозе. При перевозке людей в грузовике по льду Ладожского озера машина попала в полынью, однако не утонула, но люди прибыли в Жихарево обледенелыми. «…Начальник эвакопункта совершал огромное преступление — выдавал каждому эвакуированному по буханке хлеба и по котелку каши. Все накинулись на еду, и, когда в тот же день отправлялся эшелон на Вологду, никто не смог подняться. Началась дизентерия». Натан Залманович уже едва мог передвигаться. В теплушке на Вологду помещалось около тридцати человек, из которых за восемь дней переезда осталось одиннадцать: в вагоне имелась печка без дров, а еду выдавали раз в три-четыре дня. Аркадий Стругацкий путался с датой, когда их доставили в Вологду: четыре часа утра 7 или 8 февраля 1942 года. Отца и сына ссадили с поезда, чтобы доставить в госпиталь. «Тут отец упал и сказал, что дальше не сделает ни шагу. Я умолял, плакал — напрасно. Тогда я озверел. Я выругал его последними матерными словами и пригрозил, что тут же задушу его. Это подействовало. Он поднялся, и, поддерживая друг друга, мы добрались до вокзала. <…> Больше я ничего не помню. <…> На другой день мне сообщили о смерти отца. Весть эту я принял глубоко равнодушно и только через неделю впервые заплакал, кусая подушку»[77][78][Комм. 12]. Александра Стругацкая от руки скопировала это письмо в дневник, снабдив следующим посвящением[80]:
Архивные разыскания. ПамятникДо начала 2000-х годов судьба Н. З. Стругацкого была известна со слов его сына Аркадия. В справочнике «Сотрудники Российской национальной библиотеки — деятели науки и культуры», изданном в 2003 году, без деталей упоминается о кончине Н. З. Стругацкого в дороге[31]. В издании «Страницы памяти» (2010), посвящённом представителям художественной культуры Ленинграда, утверждается, что «Н. З. Стругацкий погиб в пути при невыясненных обстоятельствах»[81]. При этом ещё в 1990—1991 годах в Вологде были опубликованы перечни, содержащие данные умерших эвакуированных из Ленинграда по пяти эвакогоспиталям (из Государственного архива Вологодской области). Под № 3970 там значился и Н. З. Стругацкий, имя которого было передано как «Натол», с указанием даты кончины (7 февраля 1942 года), адреса проживания в Ленинграде и должности[34][82]. В 2008—2018 годах поисками места захоронения Н. З. Стругацкого занимался журналист А. Сизов (информационное агентство «СеверИнформ»)[83]. В 2008 году А. Сизову в Государственном архиве Вологодской области удалось отыскать список ленинградцев, похороненных на Горбачёвском кладбище в парке Мира, включающий 1858 имён. Под № 1262 в списке (перепечатанном на машинке в 1960-х годах) значился «Струрецкий Натол. Заиманович»: искажения возникли при работе с рукописным оригиналом. Датой кончины также значилось 7 февраля. Удалось найти и заброшенные и заболоченные участки захоронений блокадников близ центральной аллеи кладбища; более точно установить место захоронения Н. З. Стругацкого за давностью лет уже невозможно[84]. Десятилетие потребовалось для создания проекта надгробного памятника погибшим блокадникам; разнообразные запросы и согласования шли бо́льшую часть 2018 года. Памятник был доставлен в Вологду из Петербурга 11 декабря 2018 года и установлен близ Лазаревского храма 22 января 2019 года[82][85][86][87][88]. Личное дело Н. З. Стругацкого, относящееся к последнему периоду его работы в Публичной библиотеке, было обнаружено историком А. Я. Разумовым в архиве РНБ в 2019 году и опубликовано Б. Л. Вишневским[89][90]. ИсториографияРоль отца в формировании будущих писателей подчёркивается в любой из их биографий[91]. В «Краткой еврейской энциклопедии» (как и в статье американского слависта М. Гринберга) утверждается, что Стругацкие считали себя русскими писателями, однако в силу еврейского происхождения отца во многих произведениях заметны следы национальной рефлексии, а также размышлений о сущности еврейства и его роли в мировой истории[92][93]. Впрочем, советский и израильский литературовед Марк Амусин, который наиболее последовательно исследовал тему еврейства в творчестве Стругацких, отмечал, что в их произведениях множество персонажей с еврейскими фамилиями и соответствующими особенностями языка и мышления, что, несомненно, являлось и данью памяти отцу[94]. Много черт еврейского менталитета и духовности можно найти в образе Переца из «Улитки на склоне»: герой взыскует справедливости, истины и смысла, являясь при этом социальным аутсайдером, вынужденным жить по законам бредово-гротескной реальности. Как многие эмансипированные евреи, Перец порой тяготится своей свободой-неприкаянностью, жаждет приобщения к коллективу или объединяющей идеологии[95]. Автор жизнеописания Стругацких Ант Скаландис так резюмировал биографию Натана Залмановича:
Публикации
ПримечанияКомментарии
Источники
Литература
Ссылки
|
Portal di Ensiklopedia Dunia