Хореартиум
«Хореа́ртиум» (лат. Choreartium от др.-греч. χορεία — хороводная пляска, хоровод + лат. ars, artis — искусство) — одноактный балет (балет-симфония, симфонический балет, или хореографическая симфония) в постановке Л. Ф. Мясина на музыку 4-й симфонии И. Брамса, либретто балетмейстера, сценография К. А. Терешковича, Е. Лурье и Ю. П. Анненкова. Впервые представлен труппой Русский балет Монте-Карло 24 октября 1933 года в театре Альгамбра, Лондон. История созданияС 1932 по 1937 год Леонид Мясин был главным балетмейстером труппы Русский балет Монте-Карло. В это период им были созданы три из шести балетов-симфоний: «Предзнаменования» (1933), «Хореартиум» и «Фантастическая симфония» на музыку одноимённой симфонии Г. Берлиоза (1936). Третья из этих хореографических симфоний считается шедевром мясинских постановок данного жанра[1]. Часть 1931 года Мясин работал над трактатом по хореографии в надежде, что «книга будет достойным продолжением работ Фёйе, Рамо и Блазиса»[2]. В конце лета балетмейстер отправился на Сцилию, где впервые возник необычный замысел, о чём в мемуарах писал следующее: «Из Таормины мы ехали через Сиракузы, Агридженто и Седжесту до Селинунта, где меня ошеломила абсолютная необъятность разрушенного Храма Титанов. Блуждая среди распавшихся на части колонн и массивных остатков статуй могущественных богов, торсы которых достигали иногда около 12 метров в высоту, я ощущал волнение — такое впечатление они производили. Они сразу навели меня на мысль о множестве гармоничных ансамблей, и я подумал, возможно ли, сочетая человеческое тело с безупречной музыкой, создать подобное ощущение физического совершенства. Мне казалось, что это осуществимо, только если использовать симфонию великого композитора как источник вдохновения для хореографии. Позднее эта идея вернулась ко мне»[2]. Замысел воплотился в первом балете-симфонии Мясина «Предзнаменования», после успеха которого балетмейстер решил продолжить эксперимент, осуществлённый в бессюжетном и более абстрактном сочинении. Отличительной особенностью нового балета стало отсутствие темы, действие развивалось как бы вне времени и пространства, поскольку не было никаких указаний ни на конкретную обстановку, ни на привязанность к какой-либо эпохе[3]. Премьера
Последующие представления
Балет также исполнялся во втором и третьем турне в городах Австралии и Новой Зеландии труппами полковника де Базиля Русский балет Ковент-Гардена (1938/39) и Оригинальный русский балет (1939/40)[3][8]. Возобновления
ОценкиО лондонской премьере Мясин писал следующее: «Хотя в основном балет был встречен хорошо, многие критики так и не смогли принять его концепцию»[9]. Также как и в случае с «Предзнаменованиями», первым балетом-симфонией Мясина, оценки музыкантов и критиков резко разделились: одни, включая композитора Константа Ламберта, сочли работу балетмейстера незабываемым ударом по сочинению Брамса, другие, как упоминаемый в мемуарах Леонида Мясина Эрнест Ньюмен[10], стали приверженцами новаторского подхода и высоко оценивали постановку[3]. В 1937 году Анатоль Чужой (Anatole Chujoy) высоко оценил данную работу Леонида Мясина: «Михаил Фокин придерживается мнения, что симфонические балеты, (особенно „Хореартиум“) не являются новым стилем, это лишь „Вигман на пуантах“. Это мнение разделяется довольно широким кругом выдающихся танцовщиков и хореографов. Похоже, они позабыли о том, что „Хореартиум“, несомненно обладающий теми качествами, которые дают право отнести его к одной из величайших хореографических композиций, известных миру, есть первый и последний балет, безусловно базирующийся на традиции. И если когда-либо существовал балет, отвечающий идее, изложенной Фокиным в письме, которое сейчас является, можно сказать, катехизисом балетного искусства, известное как „Пять пуантов“, — то это как раз „Хореартиум“»[11]. В. А. Вязовкина указывала на то, что английские критики отмечали прямое влияние «Предзнаменований» и «Хореартиума» на «Видения» (Apparitions, 1936) и «Скитальца» (The Wanderer, 1941) Ф. Аштона. «Также мясинские „балеты-симфонии“ наглядно показали Аштону возможности применения в танце аллегорических образов и пластических метафор, чем он и воспользовался в технически сложном „танце колоколов“ из „Видений“»[12]. См. такжеПримечания
Литература
Ссылки
|