|
Первобытно-общинный стройПервобытно-общинный строй, также общинно-родовой[1], — исторически первая в ряду общественно-экономических формаций, выделяемых в марксистской философии истории. Первобытное общество характеризуется минимальным (но постоянно повышающимся с течением времени) уровнем развития производительных сил, которому соответствуют производственные отношения так называемого первобытного коммунизма и бесклассовое общество[2]. В современной теории государства и права первобытно-общинный строй рассматривается как форма негосударственной организации общества; этап, через который прошли все народы мира[3]. Первобытная эпоха — самый ранний и наиболее продолжительный отрезок истории человечества, простирающийся «от выделения человека из мира животных до возникновения классового общества»[2]. В зависимости от локальных условий на смену первобытнообщинному строю приходит одна из классовых формаций — азиатский способ производства, рабовладельческий, феодальный и т. п. строй вплоть до социалистического. Некоторые исследователи также выделяют раннеклассовое общество. Этапы сбора знаний и формирования концепцииДля основоположников исторической науки из Эллады и Древнего Рима первобытный строй выступал как объект непосредственного наблюдения за соседними народами «с высоты» более развитой цивилизации. Источники этой эпохи скудны и односторонни. Они отражают интерес античных авторов прежде всего к тем сторонам жизни соседних народов (традиции, верования, обычаи, поведенческие стереотипы и пр.), которые наиболее важны для оценки их потенциала в роли торговых партнёров, союзников и/или потенциальных противников. Первобытная периферия средневековой Европы описана современниками несколько обширнее, но и здесь нельзя сбрасывать со счетов, что и на Западе, и в Азии и на Дальнем Востоке эти племена на протяжении предыдущих веков находились в контакте с более развитыми соседями и таким образом испытывали воздействие с их стороны. Первобытный уклад жизни попал в поле зрения философов задолго до того, как мыслители Нового времени стали придавать этому объекту форму категории — элемента системного, научного знания. Одним из наиболее ранних образцов здесь является поэма Гесиода «Труды и дни» с её известной пятичленной историографической схемой: золотой век[4] → век серебра → век меди → век героев → век железа. Как и в марксистской «пятичленке» (от коммунизма первобытного к коммунизму будущего), у Гесиода просматривается циклическое движение, возвращение к исходной точке. Разница в том, что у Гесиода спираль нисходящая (с потенциальной возможностью вернуться в «золотой век» через очищение от грехов прошлого), а в марксизме восходящая, в которой прежнее качество равенства и распределения по потребностям достигается при качественно и количественно более высоком уровне развития производительных сил. О собирательстве («питаясь естественными кормами земли и случайными плодами деревьев») и «грубой и звериной жизни» писал Демокрит; от Дикеарха к Варрону и Титу Лукрецию Кару переходит гипотеза о развитии форм хозяйства от охоты и собирательства через скотоводство к земледелию. Лукреций, кроме того, излагает последовательность, близкую к современной археологической периодизации (каменный, бронзовый и железный века): «сначала люди использовали орудия из дерева и камня, затем открыли медь и только вслед за этим — железо». Развёртывая эту цепочку примеров, Ю. И. Семёнов выражает скептическое к ней отношение: «всё это были замечательные догадки»[5]. Эпоха Великих географических открытий дала европейцам шанс изучить в буквальном смысле нетронутый материал Нового Света. На этом этапе, собственно, и зарождается современная этнография (Б. де Саагуна), хотя первые миссионеры углубляются в быт туземных народов с целью переломить его, а не изучить для академической науки. После XVIII века в числе объектов этнографических наблюдений всё больше внимания начинают привлекать аспекты социальной организации первобытных обществ, семьи и брака. Наконец, в XIX веке формируются научные школы (эволюционисты и диффузионисты) Льюис Морган и другие этнографы XIX века реконструировали доисторический быт по наблюдениям за индейцами, папуасами, пигмеями и другими туземными народами; развёртываются дискуссии о матриархате и патриархате. По этим объективным причинам этнографический материал преобладает и в «Происхождении семьи…». Однако главный вклад этого труда Энгельса в марксизм состоял не в презентации этнографических концепций, а в закладке метода изучения способа производства в единстве факторов производительных сил и производственных отношений. В этом свете определение родовой, эпизодически встречавшееся в довоенной литературе, лишь частично раскрывает сущностные черты этого строя. Характеристика формацииВ соответствии с методологией исторического материализма, каждая общественно-экономическая формация характеризуется определённым уровнем развития двух базовых составляющих самого понятия формации — производительных сил и особенностей производственных отношений. Производительные силыВ составе категории «Производительные силы» марксизм различает средства производства и людей как носителей опыта и навыков труда. Человек, таким образом, рассматривается как основной элемент производительных сил любого общества, любой формации; с философской точки зрения человек выступает одновременно и как цель общественного производства, и как его результат. Уникальной особенностью первобытнообщинного строя в ряду других формаций является то, что «на входе» в эту формацию возникает сам человек (ср. «труд сделал из обезьяны человека»), и его последующий генезис как биологического существа тесно взаимоувязан с успехами в улучшении способа взаимодействия с окружающим миром, то есть, с изобретением и совершенствованием новых средств производства и технологий их применения. Генезис человекаКритическим моментом в определении точки отсчёта для первобытнообщинного строя (как и для немарксистских систем периодизации истории человечества) является определение критериев и, соответственно, датировки события появления «человека разумного». Хотя открытие и первые описания неандертальцев (1856—1858) кроманьонцев (1868) состоялись ещё при жизни Маркса и Энгельса, по состоянию на третью четверть XIX века материалов по антропогенезу было ещё недостаточно, чтобы, возможно, скорректировать представления о хронологии начальных этапов формирования человека. Так или иначе, задолго до выхода из первобытнообщинного строя, между 39 и 60-70 тыс. лет назад население Земли в большей своей части уже представлено неоантропами — людьми современного типа. Их преемственная деятельность по жизнеобеспечению популяций и их воспроизводству обретает со временем социально-организованные формы и складывается в общую историю развития производительных сил человечества. Генезис технологийНизкий, примитивный уровень материально-технической базы первобытной формации — объективная, но далеко не полная характеристика её производительных сил. Но чрезмерный акцент на самоочевидных сопоставлениях с последующими формациями невольно принижает уровень, достигнутый к концу первобытной эпохи. Если отождествлять её материально-техническую базу только, в буквальном смысле слова, с «технологиями каменного века», то становится непонятным, каким образом люди, «едва выйдя из пещер», оказываются в селищах, достигающих нескольких тысяч человек. Риторическое недоумение по поводу такого кажущегося разрыва истории выразил в своё время крупнейший востоковед Б. А. Тураев, отмечавший, что уже в I династии Раннего царства Египет предстаёт «уже в зрелом возрасте, с развитой бюрократией, со сформировавшимся искусством и религией, с языком, пережившим несколько фазисов развития»[6].  Действительно, археологические раскопки показали, что за несколько тысяч лет до начала письменного периода истории человечество осуществило ряд технологических рывков. В числе последних называются неолитическая революция, а затем т. н. «урбанистическая революция», основанные на освоении новых технологий и сопровождавшиеся резким приростом набора материальных благ, получаемых в результате осознанной трудовой деятельности. При этом в силу незначительного прибавочного продукта соответствующие производящие сообщества ещё не были классовыми, а значит, не могут быть отнесены ни к рабовладельческому, ни к «азиатскому» типу. Для разрешения этого формального противоречия советские историки второй половины XX века ввели в оборот, в качестве паллиативы, понятие раннеклассовых обществ. На этом, заключительном своём этапе формация утрачивает качество «первобытности» (прежде всего в технологиях), и одновременно нарастает и усиливаются качества «общинности», как формы коллективистской организации общественного воспроизводства и управления. На этом этапе закладываются базовые традиции и стереотипы общины, которая затем присутствует в последующих формациях в виде господствующего либо второстепенного уклада. Производственные отношенияПервобытнообщинный строй в истории человечества является эпохой зарождения и становления производственных отношений, под которыми марксизм понимает «совокупность материальных экономических отношений между людьми в процессе общественного производства и движения общественного продукта от производства до потребления»[7]. Разделение функций и разделение трудаСовершая эволюцию из субъекта первобытного стада в индивида — члена родоплеменного сообщества, человек ставит заложенные природой инстинкты на сознательную основу, трансформируя их в стереотипы организации труда по добыче средств существования, их распределению, сохранению и запасанию. Масса аналогов разделения соответствующих функций между представителями животного мира внутри их структурированных групп (стая, стадо, прайд и пр.) служит дополнительным аргументом в пользу эволюционной гипотезы происхождения человека. В животном мире далеко не все функции жизнеобеспечения и воспроизводства требуют коллективного исполнения. У высших млекопитающих налицо разделение ряда функций по признаку пола; в частности, в связи с необходимостью рождения и выкармливания потомства. Физиологическое разделение труда по полу и возрасту состоялось ещё до выхода человека из животного мира. В первобытную эпоху оно расширялось и углублялось, охватывая вновь возникающие объекты приложения труда. Задолго до того, как произошли следующие крупнейшие разделения труда — разделение земледелия и скотоводства, выделения ремесла (последнее представляет собой уже производственную форму разделения труда), соответствующие виды деятельности в более или менее значимых объёмах развивались внутри первичных сообществ. Чисто скотоводческих либо чисто земледельческих племён не существовало, либо они вымерли: биологически человек сформировался как существо исключительно всеядное (полифаг)[8], нуждающийся в пище как растительного, так и животного происхождения. Особый вид производственно-технологических отношений — разделение руководящего и исполнительского труда, в перспективе влекущий за собой формирование управленческой надстройки, также имеет прототипы в животном мире, и не только на примере вожаков стай. Функция обучения новых поколений конкретным видам производительного труда предполагает управление не только действиями обучаемых, но и распределение их по видам деятельности, например, соответственно полу ребёнка. Отношения собственностиПоследние исследования (с конца 1990-х годов) показали, что более корректным аналогом для обозначения объединений ближайших предков человека является не стадо, а стая (рой) с присущим ей феноменами роевого интеллекта (swarm intellect) и пр. Так или иначе, в генезисе собственности, как ведущего в системе производственных отношений, исторически первой формой собственности при первобытнообщинном строе была коллективная, общественная. С развитием производительных сил меняются формы организации процессов жизнеобеспечения. Одновременно происходит стихийная оптимизация размеров первичных хозяйствующих сообществ, их расселение, миграции и пр. На этапе присваивающего хозяйства прежний стадный инстинкт защиты территории перерастает в сознательное отношение к объектам коллективной собственности, как к «своим». Условием, при котором вообще допустимо говорить об отношениях собственности, является наличие, как минимум, двух хозяйственно обособленных субъектов. Таковыми являются племена, регулярно воюющие друг с другом за жизненное пространство. Их стычки закрепляют в менталитете коллективистские стереотипы в противовес эгоистическим, частным. Современные исследования показывают, что частнособственнические мотивы в целом чужды небольшим, эгалитарным сообществам охотников-собирателей[9]. Жизнеобеспечение ограниченно или полностью нетрудоспособных может осуществляться в различных вариантах распределения и перераспределения коллективно или индивидуально добытых благ. Применительно к первобытным сообществам здесь выдвигается гипотеза, что
В обиходе уравнительное распределение может ассоциироваться с ситуацией, когда в силу недостаточного количества суммарного блага человеку достаётся меньше его реальной потребности — например, по причине неблагоприятного стечения внешних (чаще всего природных) факторов, от которых первобытные люди были недостаточно защищены. Но недоудовлетворение потребностей не может быть систематическим; в противном случае такая популяция вымирает. Полемическая гипербола «равенство в нищете»[11], претендующая на характеристику такого распределения в бесклассовом строе, неприемлема также и в силу отсутствия в нём парного «нищете» понятия «богатство». На самом деле, уравнительное распределение в этой формации имело признаки «удовлетворения по потребностям». Необходимым для этого дополнительным источником служили блага, добываемые (как и многими млекопитающими) сверх нормы текущего потребления, «про запас». Совершенствование технологий запасания скоропортящихся продуктов расширяло перечень благ, добываемых дополнительно, для пополнение сезонного резерва, а также абсолютные объёмы этих резервов. Тезис, увязывающий в первобытном распределении качества уравнительного и одновременно по потребностям, вошёл в цитированную выше статью энциклопедии[10], и был повторён и развит в современной монографии:
Отношения обменаТезис о наличии прибавочного продукта как необходимой предпосылке обмена продуктами между хозяйственно обособленными друг от друга коллективными хозяйствами разных сообществ не является исключительно марксистским. Его разделяют и другие концепции философии истории XIX—XX веков, оперировавшие умозрительными логическими построениями при весьма скудной базе материальных и иных свидетельств археологии и этнографии.  Лишь к концу XX века стало выясняться, что некоторые специфические для первобытной эпохи блага обнаруживались в раскопках на значительном удалении от места их добычи. Пример — обсидиан, минерал вулканического происхождения с уникальными режущими свойствами. Его применение обеспечивало резкий прирост производительности и качества в изготовлении как средств производства, так и одежды. Преодолевать значительные, иногда в несколько сот километров, расстояния куски обсидиана могли только благодаря цепочке последовательных обменов между соседними племенами[13]. Эти находки не подрывают формулировку исходного тезиса. По определению необходимого продукта, как объёма, минимально необходимого для поддержания физического существования и естественного воспроизводства, продукт, поступающий в обмен не может быть иным, кроме как прибавочным. Схемы «голодного экспорта» возникают лишь на более поздних этапах развития мирового хозяйства[14]. Для снятия мнимого противоречия, возникающего при экстремальном истолковании тезиса о «низком уровне развития производительных сил», и во избежание коллизии с определением «прибавочного продукта» (эта категория тесно примыкает к понятию прибавочная стоимость, отсутствующему в превобытнообщинном строе), советские историки-марксисты расширили категориальный аппарат, введя в оборот понятия жизнеобеспечивающего и избыточного продукта. «Жизнеобеспечивающим является продукт, абсолютно необходимый для поддержания такого существования членов коллектива, при котором их организмы не претерпевают необратимых патологических изменений»[2][15]. Основную массу жизнеобеспечивающего продукта составляла пища. Избыточным является весь общественный продукт, превышающий этот уровень. «Избыточен он был вовсе не в том смысле, что не мог быть потреблён членами коллектива, а лишь в том, что когда его не было, то и без него было возможно их нормальное существование»[2]. Первобытный коммунизмВ «пятичленной» схеме периодизации стадий общественной эволюции общественно-экономические формации часто сокращённо именуются по господствующему типу производственных отношений[16]: вместо «феодальный строй» говорится «феодализм», термин «капиталистический способ производства» упрощается до «капитализм» и т. п. Однако полной тождественности здесь нет, что видно на примере категорий «коммунизм» и «первобытный коммунизм», расположившихся по краям формационной оси. Дискуссионные моменты внутренней периодизации доисторической эпохи, а также примыкающая к ним проблематика азиатского способа производства, делают дидактически предпочтительным отказаться от полного отождествления первобытно-общинного строя и первобытного коммунизма. Последний — безусловно существенная, ведущая, но не единственная и не исчерпывающая характеристика первобытнообщинного строя. ТерминологияТермин «первобытный коммунизм» как перевод англ. primitive communism был в научном обороте в России в конце XIX века[17]. Расхождение между русскими и иноязычными наименованиями категорий, а иногда и целых отраслей знания отчасти отражает особенности отечественной исторической школы, уходящие корнями в XIX и даже XVIII век. Например, в русском языке есть понятия и «древний», и более узкое «античный», которым в английском соответствует одно и то же слово англ. ‘ancient’. Далее, этнография — отрасль народоведческого знания, напрямую выходящая на первобытную проблематику, имеет в России двухвековую традицию развития своего предмета и методов, в то время как на Западе «антропология» и «этнология» развивались раздельно и по своим методикам[18][19]. Перевод классического труда Э.-Б. Тайлора англ. «Primitive culture», 1871}, изданный в 1873 году в Петербурге под названием «Первобытная культура»[20], дал прецедент передачи многозначного англ. ‘primitive’ удачной двусоставной конструкцией «первобытный». Перво- передаёт качество хронологически первого (ср. первопроходец), следствием чего может быть неполная развитость форм бытия. Со своей стороны, «бытие», «быт» подчёркивают философский, социально-исторический контекст, а не, скажем, принадлежность термина естественным наукам. Но наряду с «primitive» → «первобытный» есть и полукалька «primitive» → «примитивный». Это создаёт формальную предпосылку приравнивания «первобытный» «примитивный», что применительно ко всей формации не всегда верно, особенно на завершающем (общинном) этапе, когда складываются уже далеко не примитивные социальные формы. Община — первичная экономическая и социальная ячейка формацииОбщина в первобытную эпоху — универсальный социальный институт, служащий носителем всей совокупности общественных функций. Первобытная община определяет всю систему отношений формации: это одновременно и производственный, и семейно-бытовой, и культовый коллектив[21]. Разложение общины не означает её полного исчезновения. По ходу её эволюции в классовую эпоху функциональная нагрузка общины рассредотачивается между новыми, обособленными институтами управления, власти и культа; трансформируются надстроечные формы. Повествование Павсания о гибели царя Кодра (около XI в.) отразило трансформацию автократической власти племенного вождя («цари», басилевсы) в коллегиальное правление группы старейшин-архонтов (эпоним, басилевс, полемарх и пр.) разделяющих управление общиной по сферам власти (военное дело, культы, хозяйство)[22]. С возникновением классов утрачивают власть общие собрания полноправных членов общины (агора и пр.). Несмотря на приватизацию, разделы между общинниками земельного фонда, известная его часть ещё долго остаётся в общественной собственности (ср. ager publicus). Рудименты общинного строя доживают до наших дней в названиях мелких административно-территориальных единиц, здесь надо прежде всего вспомнить о сельских, а позже и городских коммунах, которые помимо прочего ещё и этимологически связаны с первичным понятием «коммунизм». Таким образом в ретроспективе понятия «коммунистический», «общинный», «общественный» сходятся в одной и той же первобытно-общинной, первобытно-коммунистической эпохе. Соответствие с альтернативными классификациями«Попытка структурировать историю, делить её на ряд периодов всегда ведёт к грубым упрощениям, — отмечал немецкий философ К.-Т. Ясперс, — однако эти упрощения могут служить стрелками, указывающими на существенные моменты»[23]. Некоторые современные философы истории указывают на бесперспективность разрешения противоречия между формационным и цивилизационным подходом по схеме «или-или». Противопоставляя этому подходу принцип «и-и», они призывают найти «такое сопряжение формационной и цивилизационной парадигм, которое может быть плодотворно применено к решению задачи крупномасштабного членения исторического процесса, что позволит сделать само видение истории более многомерным»[24]. Благодаря тому, что первобытнообщинный строй располагается на стартовом отрезке оси исторического времени, принципиальных расхождений между обоими подходами к членению истории нет. Наоборот, различные варианты выбора нулевой точки отсчёта часто объединяют сторонников оппонирующих течений мысли. Классификация Моргана и его предшественниковПервоисточником, побудившим К. Маркса к углублённой проработке материалов по первобытной древности, послужила книга американского этнографа Льюиса Моргана «Древнее общество» (издана в 1877 году). На протяжении 1880—1881 гг. Маркс составлял её комментированный конспект. Его посмертное издание, со своими добавлениями, осуществил в 1884 году Ф. Энгельс под названием «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Но приоритет в создании этого варианта трёхчастной шкалы (англ. scale) истории человечества («дикость», «варварство» и «цивилизация»), известной многим по «Происхождению семьи», не за Энгельсом, и даже не за Морганом. Концепция последнего восходит к трудам учителя Адама Смита, шотландского философа и историка Адама Фергюсона (1766 год); Гегель и Сен-Симон, которых упоминает в этой связи В. П. Илюшечкин[25] принадлежат уже следующему поколению философов. Соизмеряя шкалу Фергюсона с формационной, легко видеть, что два отрезка из трёх падают на первобытно-общинный строй, в то время как «цивилизация» охватывает скопом все последующие формации
ТерминологияМаркс и Энгельс не успели придать шкале формаций окончательный вид, в котором она была бы применима ко всем локальным вариантам общецивилизационного процесса. Дальнейшие развитие этого раздела исторического материализма в XX веке осуществляли марксисты разных стран, и прежде всего обществоведы СССР. Эта работа шла параллельно с переводом на русский язык и введением в научный оборот архивов Маркса и Энгельса, и часть категориального аппарата не всегда получала своевременное и адекватное отражение в научных трудах на языках исследователей других стран. Развитие категории в XX векеЯвляясь наиболее полным первоисточником по первобытноведению в марксистской теории, «Происхождение семьи, частной собственности и государства», вместе с тем, по объективным причинам охватывает не весь круг вопросов, необходимых для развёртывания формационного анализа данной эпохи. Уже Энгельс при изложении схемы Моргана констатировал её условность, а в советское время часть материалов этой книги была признана в значительной мере устаревшей[26], хотя этот труд и продолжал входить в список первоисточников по курсу исторического материализма. Руководствуясь ей, как методологической основой, ещё довоенное поколение советских учёных (П. П. Ефименко, М. О. Косвен, А. М. Золотарёв, С. П. Толстов) ввело в научный оборот «значительный материал, доказывающий универсальность общинно-родового строя и опровергающий попытки подменить её различного рода „тотемическими обществами“ или „семейно-родственными группами“»[1]. Сходясь во мнении, что начальной стадией строя было первобытное человеческое стадо, учёные предлагали различные варианты для второго и третьего этапов, соответствующих расцвету родового общества и разложению общины. Так, М. О. Косвен выделяет на стадии родового строя матриархат, патриархат и военную демократию; А. И. Першиц — периоды раннеродовой, раннеземледельческой родовой и соседско-большесемейной общины[27]. Со своей стороны, Ю. И. Семёнов позже соотнёс с эпохой первобытного стада формирование человека и человеческого общества, а последующую историю родового строя как развитие уже сформировавшегося общества. Подчёркивая, что грань между этими периодами более глубока, нежели рубежи между другими формациями, учёный настаивал на том, чтобы считать первой общественно-экономической формацией родовое общество[1]. В 1989 году Ю. В. Павленко опубликовал следующую схему, отражающую, на его взгляд, соотношение формационных категорий и субкатегорий:
Примечания
Литература
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
