Конар, Фёдор Михайлович
Фёдор Михайлович Конар[1] (при рождении Фёдор Михайлович Палащук[2][3]; 20 февраля 1895[4], с. Рудники, Галиция, Австро-Венгрия — 12 марта 1933, Москва) — заведующий отделом юстиции в Галревкоме, то есть в правительстве Галицийской ССР, заместитель Наркомзема СССР по МТС, был обвинён в том, что он польский шпион, скрывающийся в течение 12 лет под фамилией погибшего большевика. БиографияОбразованиеУкраинец, родился 20 февраля 1895 года в селе Рудники (ныне в Подгаецком районе Тернопольской области)[4] в семье священника[5]. Учился в Бережанской гимназии[5], окончил гимназию в Рогатине. В 1910 г. посещал тайный драгомановской кружок «Воля», основанный учениками 3-го гимназического класса Рогатинской гимназии. Будучи учеником 5-го класса, Фёдор Палащук обладал большим влиянием на кружковцев[6]. В 1912 году поступил на юридический факультет Львовского университета. Там же вступил в Украинскую социал-демократическую партию. Согласно анкетным данным — образование среднее[7], то есть Львовский университет окончить не успел. В 1913 года избран секретарём Союза социалистической молодёжи Галиции и Буковины, редактировал газету «Життя» (Жизнь). Во время Первой мировой войны и до прихода большевиковВо время Первой мировой войны воевал в рядах легиона Украинских сечевых стрельцов, хорунжий[8]. В 1916—1917 годах работал с Д. Д. Витовским по устройству украинских школ на Волыни[5]. После заключения Брестского мира был редактором стрелецкого еженедельника «Будуччина» (Вдаль)[9][10], который находился в оппозиции к официальной политике галицкой партии национал-демократов, возглавляемой К. А. Левицким[5]. В ноябре 1918 года там же принимает участие в организации восстания против режима гетмана Скоропадского[4]. Вплоть до ноября 1919 года был заместителем губернского комиссара Подольской губернии М. Кондрашенко[11]. В тот момент принадлежал к Украинской партии социалистов-революционеров; проявил себя умелым чиновником, пользовался доверием правительства УНР. Зарекомендовал себя в работе по проведению мобилизации, объявленной военным министром[5]. После падения УНР в ноябре 1919 г. вместе с товарищем министра внутренних дел Иваном Макухом[5] был в сёлах Хмильник и Литин (ныне посёлки городского типа Винницкой области), где вошёл в состав Краевой Рады и Совета республики, действовавшего под руководством И. П. Мазепы[4]. Украинская галицкая армия в союзе с большевиками2 января 1920 года в Виннице на заседании Революционного комитета УГА, где обсуждались детали соглашения с большевиками, одним из важных решений было: «разъяснить [гражданскому населению] причины нашего союза с красными, наши планы и задачи и наладить выход печатного органа ревкома „Червоний Стрілець“ (Красный Стрелец)». Никифор Гирняк пишет, что вместе с ним в числе других сотрудником «Красного Стрельца» (печатного органа УГА) стал Фёдор Палащук (псевдоним Конар). Первый номер «Красного стрельца» вышел 6-го января 1920[2]. Конар состоял также в редколлегии «Коммуниста Прикарпатья»[5]. По мнению Н. Гирняка, Фёдор Палащук-Конар принадлежал к группе национально-ориентированных левых радикалов и поддерживал действия ревкома УГА, для которого союз с большевиками был лишь тактической необходимостью. В конце января — в феврале в ревкоме прошли выборы командующего УГА. По предложению Фёдора Конара, Ивана Макуха и Михаила Балицкого был избран майор-артиллерист, командир группы «север» УГА Владимир Клодницкий (1891—1973), но назначение это не состоялось, так как не входило в планы большевиков[2][12]. В феврале 1920 Конар вступил в КП(б)У, вошёл в состав командования Красной Украинской Галицкой армии[13]. На 1-й Галицийской партийной конференции (23—24 апреля 1920, Киев) избран в Галицийский организационный комитет при ЦК КП(б)У (Галорком)[14]. В мае 1920 во время 4-го Всеукраинского съезда советов в Харькове Конар добивается создания комиссии для расследования причин перехода части войск УГА на сторону поляков и прекращения расстрелов галичан[15]. 8 июля 1920 на совместном заседании ЦК КП(б)У и Галоркома создан Галицийский ревком под руководством В. П. Затонского для организации Советской власти в освобождённых Красной Армией районах Галиции. Конар в Галревкоме заведовал отделом юстиции[16]. В Галревкоме Конар принадлежал к оппозиционному кружку «федералистов» и был противником политики председателя В. П. Затонского и КПбУ на Украине[5]. «Федералисты» надеялись с помощью Красной армии освободить Галицию от польской оккупации и вернуться на родину. Галицию они видели в составе свободной Украины в федерации с Советской Россией. Н. Гирняк так оценивает политическую позицию Ф. Конара:
Переписка галицких «федералистов» с В. К. ВинниченкоОбстоятельства того, как была разоблачена связь «федералистов» (бывших сечевых стрельцов из Галицкого ревкома) с Винниченко подробно изложены Н. Гирняком[5]. Летом 1920 года «федералисты» попытались установить контакт с В. К. Винниченко, который вернулся из эмиграции в Харьков и вёл переговоры с большевиками. Но Винниченко не захотел встречаться с ними официально. Контакт с ним в Харькове удалось установить через Конара. Позднее по просьбе Винниченко Конар стал информировать его о большевистской политике в Галиции. Письма конспиративно передавались из Тернополя в Харьков. О переписке было известно другим членам Галревкома из группы «федералистов». По мнению Н. Гирняка, именно эти письма убедили Винниченко, что с большевиками общего языка он не найдет. Это во многом повлияло на его решение вернуться в середине сентября за границу[5]. Когда слухи о предполагаемом отъезде Винниченко дошли до Галиции, они очень встревожили «федералистов». Возникшее положение долго обсуждали Конар, Палиев, Курах, Козориз и Гирняк на специальном заседании кружка. По их мнению, как сообщает Н. Гирняк, было бы полезней, если бы Винниченко остался на Украине и работал конспиративно в тылу. Эти соображения были сформулированы в письме к Винниченко. Но в Тернополе в тот момент не оказалось их постоянного курьера, услугами которого пользовался Конар для пересылки писем Харьков, и он передал письмо через дочь Ивана Немоловского, пани Голубович, муж которой в то время сидел в Харьковской тюрьме. Голубович была задержана начальником Чрезвычайной Комиссии Галицкой ССР Наваловским. Он тщательно обыскал багаж, забрал письма, но вскоре со словами, что получилось какое-то недоразумение, извинился и вернул ей все письма кроме письма к Винниченко.
По сведениям Н. Гирняка, на описанном им собрании тернопольского парт- и хоз-актива Конар был исключён Затонским из партии[5]. Однако по сведениям советских партийных архивов до начала осени судьба Конара не была решена, только 10 сентября Политбюро ЦК Компартии Галиции постановило «Письмо [Ф. М. Конара — В. К. Винниченко] зачитать на общих собраниях, тов. Конара Фёдора исключить из партии, и предложить Галревкому отослать его на территорию России как элемент вредный для революции на Галичине»[17]. Более года спустя В. П. Затонский в письме к польскому коммунисту Станиславу Бобинскому так характеризовал Конара: «Он парень весьма способный, но слишком молодой коммунист, весьма легко приспособляющийся… В прошлом году я его выкинул из партии за письмо Винниченке, в котором он советовал не продаваться „за дешевый грош“»[17]. Таким образом, все украинские источники подтверждают, что во второй половине 1920 года Конар был исключён из партии. Советский историк В. М. Турок пишет «через некоторое время Ф. Конар был восстановлен в партии», не указывая источник данных сведений[17]. Однако при аресте в 1933 году нигде ни разу исключение из партии не упоминалось[7]. В МосквеС декабря 1920 года Ф. М. Конар находится в Москве[4]. Какое действие возымела воспитательная мера В. П. Затонского, неизвестно. Перехваченное письмо Конара Винниченко от 10 июля 1920 г. дошло до Москвы, найдено в архивах и опубликовано[18]. Более того, найдены документы, подтверждающие, что контакты Конара и Винниченко продолжились и в Москве. В. К. Винниченко, по мнению украинского историка О. С. Рубльова, «конспиратором был примерно таким же, как и политиком»[19]. Во время встречи «с одним товарищем», передавшим в декабре 1921 г. содержание беседы по каналам Наркомата иностранных дел УССР, Винниченко сообщил, что: "Я переписку <веду> с одним известным галицким деятелем, который сейчас работает у большевиков в Москве. Туда его большевики посадили, как неблагонадёжную особу, большей частью из-за меня … "[20]. Советская карьера Конара была вполне успешна. Он заведовал отделом информации, прессы и пропаганды Красного интернационала профсоюзов. В 1921 году делегат 3-го конгресса Коммунистического Интернационала (на нём встретился с Никифором Гирняком, учителем Конара в Рогатинской гимназии и украинским сечевым стрельцом[5]). В дальнейшем заведовал издательством «Красная новь», членом редколлегии газеты «Сельская жизнь»[21], был членом правления Государственно издательства. Под редакцией Конара выходит ряд книг[22]. Видимо, к этому времени относится знакомство Конара с поэтом О. Э. Мандельштамом и его женой Н. Я. Мандельштам[23]. Конар был также членом правления Всесоюзного текстильного синдиката и Промбанка СССР[4], председателем правления Всесоюзного синдиката бумажной промышленности[24]. Знакомство с Н. И. ЕжовымВ 1927 г.[25] (по другим сведениям в 1928 г.[24]) Конар знакомится c Н. И. Ежовым. После этого карьера Конара резко пошла в гору. Ежов и Конар — одногодки, знакомство быстро переросло в близкую дружбу. Впоследствии секретарь Ежова С. А. Рыжова так характеризовала отношения своего начальника и Конара:
Конар также оказывал услуги Н. И. Ежову. Предполагают, что Евгения Соломоновна Ежова стала заместителем редактора журнала «СССР на стройке» при содействии друзей Ежова — Ю. Л. Пятакова и Ф. М. Конара[27]. После того, как в 1929 г. Ежов перешёл в Наркомат земледелия на должность заместителя наркома, он взял с собой и Конара, устроив его заведующим планово-финансовым сектором наркомата[24]. В ноябре 1930 Ежов вернулся на работу в Орграспредотдел ЦК, и Конар назначен заместителем наркома земледелия по машинно-тракторным станциям[24]. Проводил борьбу с «бухаринским уклоном на МТС»[28]. Тогда же, в ноябре 1930, назначен заведующим финансового сектора и членом коллегии наркомата земледелия СССР[4]. С марта 1932 работал в Союзколхозбанке[4]. АрестАрестован 9 января 1933 г. Следствие продолжалось всего два месяца. Конар был обвинен (вместе с зам. наркома совхозов СССР М. М. Вольфом и зам. председателя Трактороцентра М. Е. Коварским) в руководстве так называемой «контрреволюционной организацией вредителей» в системе Наркомата земледелия и Наркомата совхозов, на которую возлагалась вина за провал хлебозаготовок и голод в стране[29]. Приговорён Коллегией ОГПУ 11 марта 1933 г. к «высшей мере социальной защиты», расстрелу, по обвинению в контрреволюционной, шпионской и вредительской деятельности в сельском хозяйстве. Расстрелян на следующий день вместе с 35 служащими Наркомзема и Наркомата совхозов. 22 сотрудника наркоматов получили тюремные сроки по 10 лет, ещё 18 человек — 8 лет. Об этом тут же сообщила газета «Правда»[23][30]. Ф. М. Конар похоронен в общей могиле на Ваганьковском кладбище в Москве[4]. Список осуждённых на процессе о «вредительской организации Конара — Вольфа — Коварского»[31]
Последствия ареста Ф. М. КонараВскоре группа арестованных вместе с Конаром специалистов приобрела название «контрреволюционная вредительская организация Конара — Вольфа — Коварского»[61]. Дело о «заговоре в сельском хозяйстве» имело много ответвлений по всей стране. В частности, только в Западно-Сибирском крае в апреле-мае 1933 в рамках этого дела было осуждено 2092 человека, из них 976 (46,7 %) расстреляно. В их числе и член колхоза «Пламя коммунизма» Макар Шукшин[62], 21 года от роду, отец писателя Василия Шукшина[63][64][65]. Дело Конара упоминалось на заседании английского парламента. 14 марта 1933 г. ОГПУ сообщило об авариях на Московской, Челябинской, Зуевской, Златоустовской электростанциях и арестах группы работников Наркомата тяжелой промышленности, а вместе с ними и 17 сотрудников английской компании Метрополитен Виккерс, причём шестеро из них были гражданами Великобритании. Министр иностранных дел сэр Джон Саймон, выступая в английском парламенте, где в связи с арестом британских подданных обсуждался закон о введении эмбарго на советские товары, заявил о крайней обеспокоенности правительства судьбой арестованных в Москве. В качестве примера советского судопроизводства Саймон привёл обвинения ОГПУ в адрес арестованных по делу Конара. В них шла речь о сознательном засорении полей сорняками с целью снижения урожайности. Этот факт, по мнению Саймона, вызвал особые сомнения в объективности и законности советского правосудия[66]. Газета «Правда» откликнулась на выступление британского министра статьями «Саймон в роли защитника Конаров-Коварских»[67] и «Закон о запрещении советского импорта в Англию. Зоологическая ненависть твердолобых к Советской власти»[68]. Тем не менее Великобритания ввела 80 % эмбарго на русский импорт, включавший нефть, лес, сливочное масло, зерно и хлопок[69][70]. Четверо британцев были освобождены почти сразу же[71], ещё двое, Лесли Сортон (Leslie C. Thorton) и Уильям МакДональд (William MacDonald), получили на суде под председательством В. В. Ульриха 3 и 2 года тюремного заключения соответственно. Но были освобождены 1 июля 1933 года после отмены уже обоюдного эмбарго на импорт и в Великобританию, и в СССР[72]. Позднее имя Конара многократно возникает в контексте сталинских репрессий. А. Орлов, ссылаясь на следователя С., рассказывает о судьбе Анны Михайловны Аркус (1902—1937), бывшей женой видного сотрудника НКВД Бобрищева, начальника политотдела Московской дивизии войск НКВД. Она имела неосторожность в раздражении прямо в глаза сказать Ежову: «А вот ваш закадычный друг Конар оказался польским шпионом!». После этого, по словам Орлова, Аркус была включена в список подлежащих аресту лично Ежовым, который уже курировал НКВД по линии ЦК. Убедившись в невиновности Аркус высокопоставленные сотрудники НКВД Берман и Молчанов решились доложить Ежову, что Аркус надо освободить. «Эта скандалистка заслуживает расстрела! Дайте ей пять лет — не ошибётесь» — ответил Ежов[73]. 12 декабря 1936 г. А. М. Аркус по делу «антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра» была приговорена к 8 годам тюрьмы, а 4 ноября 1937 г. расстреляна (место захоронения — Сандармох, Карелия)[74]. Существует версия, что опала Ежова началась с упоминания Сталиным Конара. В конце мая или начале июня 1938 г., беседуя с Ежовым, Сталин вдруг припомнил ему его прошлую дружбу с «видным шпионом». Закончил этот разговор Сталин вопросом — не шпион ли Конар подсунул Ежову запятнанную связями с троцкистами жену[24]? Эту версию косвенно подтвердил и сам Ежов, в протоколе его допроса от 26 апреля 1939 года сказано: «Весной 1938 года в ЦК ВКП(б) меня спросили о характере моих отношений с КОНАРОМ»[75]. Ежов был арестован 10 апреля 1939 г. Самый ранний из имеющихся в деле протоколов датирован 18—20 апреля 1939 г. В нём Ежов показал, что «В шпионскую работу он был вовлечен своим приятелем Ф. М. Конаром, оказавшимся давним польским агентом»[24]. Имя Конара в деле Ежова всплывает многократно, в частности он сообщил следствию, что «Конар и я всегда пьянствовали в компании проституток, которых он приводил к себе домой»[25]. В показаниях Исаака Бабеля фигурирует «крупный резидент польской разведки» Конар[76]. На показательном процессе антисоветского «право-троцкистского блока» бывший нарком финансов СССР Г. Ф. Гринько (1890—1938) дал показания, что:
Реабилитация12 марта 1957 г Ф. М. Конар реабилитирован, вместе с ним реабилитированы и все расстрелянные по тому же делу[78]. Миф о «шпионе Конаре»Историк разведки, в прошлом резидент НКВД в Испании, перебежчик А. М. Орлов в своих воспоминаниях, написанных в США, рассказывает о Конаре, как о настоящем «крупном шпионе»[73]. По версии Орлова, реальная фамилия Конара — Полещук, он был снабжён польской разведкой партбилетом убитого красноармейца и заброшен в Советскую Россию в 1920 г. Конар был арестован после того, как знавший красноармейца Конара сотрудник МТС, объявил, что зам. наркома лишь выдаёт себя за такового, а «на самом деле вовсе не Конар»[73]. Роберт Конквест, дословно повторяя версию А. Орлова, пишет: «Среди шпионских дел есть только одно по-настоящему значительное — дело Конара»[79]. «Шпион Конар» упоминается в документальном романе Юлиана Семёнова «Ненаписанные романы». Там версия А. М. Орлова вложена в уста пожилого чекиста, который стремится доказать, что и Ежов был шпионом[28]. Многократно тема «шпиона Конара» возникала в дискуссии о причинах Голодомора[80][81]. Журналистка Мирослава Бердник говорит в интервью 9 февраля 2010 года:
Произведения
Адреса
Примечания
Ссылки
|
Portal di Ensiklopedia Dunia