|
Штейн, Владимир Михайлович
Влади́мир Миха́йлович Штейн (3 февраля 1940, Москва — 14 октября 2000, там же) — советский театральный режиссёр-кукольник, театральный деятель и преподаватель режиссёрского искусства, заслуженный деятель искусств Башкирской АССР (1977). Штейн был учеником С. В. Образцова и работал режиссёром в его Центральном театре кукол (1970—1975). Свои главные спектакли, заслужившие ему международное признание, он поставил, будучи главным режиссёром Башкирского театра кукол в Уфе (1975—1983). Вернувшись в Москву, Штейн основал Московский театр детской книги «Волшебная лампа» (1989—2000) и занимал в нём пост главного режиссёра. При театре он создал благотворительный центр творческой реабилитации детей-инвалидов (1996). За театр «Волшебная лампа» Штейн был посмертно удостоен Государственной премии Российской Федерации 2002 г. в области литературы и искусства. БиографияВладимир Штейн родился 3 февраля 1940 года в Москве. С детства мечтал о сцене, играл в спектаклях в Московском Доме пионеров — так называемом «гордоме на Стопани» (по месту расположения в переулке Стопани — такое название носил в 1933—1994 гг. переулок Огородная Слобода). После школы подал заявления в театральные институты, но принят на актёра не был. «Понимаете, юноша, вы слишком умны для актёра, — заметил Штейну на вступительном прослушивании Б. Захава. — Актёр должен быть простодушен. Вам лучше стать режиссёром…» Тот же «диагноз» поставил и кинорежиссёр С. Герасимов: «Смотрю я, Владимир Михайлович, на ваши кинопробы и думаю: ну, кого вы, дорогой мой, будете играть в пятьдесят лет? Вредителей, шпионов и немецких офицеров? Идите в режиссуру…»[1] Чтобы наработать двухлетний трудовой стаж, необходимый для поступления на режиссёрский факультет, Штейн поступил на работу в Дом пионеров на Стопани. Там ему поручили создать кукольную студию. Вскоре Штейн выпустил первый кукольный спектакль — «Кошкин дом» С. Маршака. Спектакль получился, о Штейне заговорили[2]. В 1962 году, в стенах нового здания Дворца пионеров на Ленинских горах, юный режиссёр Володя Штейн встретился со своей будущей женой и партнёром по театру Мариной Грибановой (она пришла школьницей в кукольную студию «Глобус»)[3] и не расставался с нею до конца жизни[4]. За Дворцом пионеров последовал Клуб кожевенного завода, куда в 1965 году со своими подросшими и вышедшими из пионерского возраста студийцами ушёл Владимир Штейн[5]. Именно там были созданы спектакли, определившие последующее творчество этих двух людей, и впервые были проговорены мысли и идеи, которые развивали эти художники в дальнейшем[4]. На спектакли Штейна обратили внимание основатели Центрального театра кукол Ленора Шпет, Евгений Сперанский и Сергей Образцов и взяли его к себе в ученики[2][6]. У ОбразцоваВ 1968 году Штейн окончил Высшие режиссёрские курсы при ГИТИСе (рук. С. В. Образцов)[7]. Его дипломным спектаклем был «Солдат и ведьма»[8] — первый спектакль на малой сцене нового здания театра Образцова[9]. После этого спектакля Образцов пригласил Штейна на постоянную работу[10]. С 1970 года Штейн работал режиссёром‑ассистентом, затем режиссёром в театре Образцова и одновременно был преподавателем ГИТИСа[7]. У Образцова молодой режиссёр создал много заметных спектаклей: «Таинственный гиппопотам», «Наша Чукоккала»[11], «Три толстяка». В какой-то момент Штейн понял: пора уходить; чтобы осуществить свои замыслы, ему нужен был свой театр[2]. В УфеИз нескольких театров, в которые Штейна приглашали на должность главного режиссёра, Штейн выбрал Уфу, где в начале 1970-х он уже поставил несколько «разовых» спектаклей: «Чинчрака» (1972), «Дюймовочка» (1973), «Орлёнок учится летать»[12]. Там была перспектива — для Башкирского государственного театра кукол строилось новое современное здание[13]. В 1976 году Штейн вместе со своим постоянным художником (и женой) Мариной Грибановой уехал в Уфу и принял должность главного режиссёра. Под руководством Штейна в конце 1970-х — начале 1980-х годов этот театр стал одним из самых ярких и известных на советском кукольном небосклоне[2][10]. Период работы в этом театре остался самым плодотворным и в творчестве Штейна, и в биографии театра («Белый пароход» Ч. Айтматова (1977), «Не бросай огонь, Прометей!» М. Карима, «Божественная комедия» И. Штока, «Орлёнок учится летать» А. Фаткуллина и Д. Рашкина, «Урал-батыр» Г. Шафикова, «Приключения Буратино» (1983), «Галима» М. Гафури (1980) и др.)[1]. Штейн создал в Уфе «спектакли-размышления о человеке в бесчеловечной системе, о свободе среди рабов, о любви в океане ненависти»[2]. В то же время Штейн преподавал искусство театра кукол в Уфимском институте искусств[7]. В 1977 году Штейн был удостоен звания заслуженного деятеля искусств Башкирской АССР[7]. Театр был удостоен премии комсомола Башкирии им. Г. Саляма 1978 года за репертуар 1976—1978 годов[14]. На вечерние взрослые спектакли были аншлаги[15]. «Постепенно театр завоевал невероятную популярность. Даже был период, когда все студенты актёрского отделения Уфимского института искусств хотели перейти на кукольников», — говорит ученик Штейна, народный артист России Айрат Ахметшин[16]. — «А планы у Штейна были большие: дальше он хотел ставить „Капитанскую дочку“, „Мёртвые души“, „В ночь лунного затмения“… Театр шёл в гору, его выдвинули на Государственную премию, но всё оборвалось в один момент. В 1983 году произошла ссора директора театра и главного режиссёра, принципиальный Штейн на компромисс не пошёл и уехал в Москву»[17]. Возвращение в Москву. Волшебная лампаМарина Грибанова вспоминает, что когда они вернулись из Уфы в Москву в 1983 году, работы в московских театрах для них со Штейном не было[18]. Они продавали книги из своей библиотеки[19] и ставили спектакли в разных городах: «Маугли» (1984) в Удмуртском театре кукол в Ижевске[20], «Сеньор рыцарь» (1985) в Московском городском театре кукол[21] и другие постановки в Смоленске, Вологде, Владимире, Элисте[20]. Целых четыре года они бились, пытаясь создать свой театр. Помощь пришла неожиданно от Олега Ташаева[19], и в 1989 году Штейн создал-таки в Москве свой театр: Театр детской книги «Волшебная лампа» на Сретенке. Театр был открыт премьерой спектакля «Приключения Буратино»[22]. Вокруг «Лампы» собрались детские писатели и драматурги Г. Сапгир, А. Усачёв, Р. Сеф, В. Берестов, Г. Остер и другие. Со временем здесь появились спектакли «Сказки доктора Сьюза», «Буратино», «Винни-Пух и все, все, все…», «Как дожить до субботы», «Кошкин дом», «Капитанская дочка», «Принцесса на горошине» и многие другие[2]. Штейн работал в «Волшебной лампе», преодолевая большие трудности: последние десять лет своей жизни он был прикован к инвалидной коляске. В театр его привозила жена, Марина Грибанова. «А каждый вечер, когда мы возвращались домой, нас ожидало испытание: восемь ступенек до лифта», — с горечью вспоминает она[23]. Собственный недуг подвигнул Штейна обратить пристальное внимание на детей-инвалидов. Он задался целью им помогать, «будить в них творческий гений, который живёт в каждом ребёнке»[24]. Штейн нашёл единомышленников в международном движении «Добро — без границ», и в 1996 году при театре «Волшебная лампа» был открыт благотворительный центр творческой реабилитации детей с ограниченными возможностями. Занятия с детьми проходили в форме театральных уроков литературы, к которым Штейн привлекал музыкантов, художников, писателей[25]. В 2000 году Владимир Штейн умер. За создание Московского театра детской книги «Волшебная лампа» ему была посмертно присуждена Государственная премия Российской Федерации 2002 года в области литературы и искусства[26]. Также он был удостоен медали ордена «За заслуги перед Отечеством» 2‑й степени (2001)[27], Почётный диплом Московской Городской Думы (2000)[28] и премии Мэрии Москвы в области литературы и искусства (2000)[29]. Главные работы«Божественная комедия» (1976)Первой работой Штейна в новом здании Башкирского театра кукол (и первым в истории театра спектаклем для взрослых) стала «Божественная комедия» Исидора Штока. Это был не повтор образцовского спектакля, а оригинальная постановка. Исидор Шток написал по заказу Штейна новый сценарий: поменялось время, и он осовременил пьесу[30][31]. Как писала Р. Самигуллина, «Штейн сделал акцент на становлении Адама и Евы и превращении их в настоящих людей, не только выстраивая внутреннюю логику персонажей, заданную автором пьесы, но содержательно используя и различную технику кукол. В раю Адам и Ева — куклы-марионетки, по заданию Бога управляемые Ангелами. Зависимость первых людей была подчёркнутой и буквальной. Мужчина и женщина мирились, ссорились и не подозревали, что зависимы. Однако в сцене изгнания из рая люди совершали первый самостоятельный поступок — они рвали нити. … По земле Адам и Ева ходили сами (они были тростевыми куклами, которые, как известно, предполагают „чувство пола“). Появление же в финале живых актёров-исполнителей со словами: „Вот так мы и стали людьми“ — было естественным и понятным. Начавшись с бутафорского яблока, действие заканчивалось тем, что на сцену выходили красивые, свободные люди и… грызли настоящие яблоки. Так завершался спектакль, в котором сам режиссёрский приём становился развёрнутой содержательной метафорой»[32]. Для финала была написана новая песня — «Гимн Человеку», которую записал специально для этой постановки Зиновий Гердт[33]. «Белый пароход» (1977)Повесть Чингиза Айтматова «Белый пароход» Штейн предлагал к постановке ещё Сергею Образцову, когда работал в его театре, однако Образцов отказался[34]. В Уфе за разрешением главного режиссёра дело не стояло, однако возникла другая проблема: Чингиз Айтматов категорически отказался, объясняя свою позицию тем, что театр кукол — это всегда смешно, а «Белый пароход» — трагедия. В дело вступился тесть Штейна — писатель Борис Грибанов, который поручился Айтматову, что это не будет смешно, что это будет трагедия, и Айтматов, наконец, разрешил[34]. В спектакле «Белый пароход», где были задействованы люди, куклы, Штейн применил полузабытый режиссёрский приём — «моновидение». Штейн показал зрителям повесть Айтматова глазами её главного героя — семилетнего мальчика. Борис Голдовский приводит следующие слова Н. Смирновой о спектакле: «Всё, что изображалось на сцене, стало не более чем овеществлением самосознания героя. Мальчик видел „людей кордона“ всех вместе: сложением из начальственного кителя, намертво застёгнутых кофт, навсегда навёрнутых на головы платков, больших цепких рук, прочно стоящих на земле ног. Они нерасторжимой группой плотно сидели на больших белых кубах — будто рождённые с гримасами величия»[1]. Спектакль был синтезом театра кукол и театра драмы. Актёры в какой-то момент отстранялись от своих персонажей-кукол, как бы становясь их судьями. Голдовский приводит слова Н. Ф. Райтаровской: «В бытовых сценах <…> зрители актёров не видели: они скрывались за большими, почти в рост человека, куклами, и его обитатели представали как одно целое — громадной шевелящейся массой. В те же моменты, когда авторы спектакля хотели сказать зрителю что-то важное, актёры выходили „из-за кукол“. Таких выходов было много, и особо действенными они были тогда, когда актёрам становилось словно невмоготу разыгрывать эту страшную историю дальше. Например, в эпизоде со стариком Момуном, когда тот после того, как застрелил Мать-олениху, напивался с горя, игравший его актёр относил куклу на авансцену и брезгливо отходил в сторону, но когда гас свет, возвращался и в полумраке, словно стыдясь своей жалости, со слезами на глазах уносил Момуна на вытянутых, одеревеневших руках»[1]. «Театр рассказывал грустную сказку тревожно, неторопливо», — говорила о спектакле Н. Смирнова. — «Режиссёру важно было, чтобы зрители поняли всё до конца: кто убил мальчика и почему он, маленький умел жить чисто и беречь свои идеалы, мечту свою, и почему сварливые и глупые его родственники не смогли сохранить ни своего человеческого достоинства, ни верности доброй славе своего народа»[35]. «Белый пароход» представлял Российскую Федерацию на Международном фестивале театров кукол Азии в Ташкенте, где получил высшую награду. Председателем жюри на том фестивале был Сергей Владимирович Образцов, и, по словам очевидцев, во время просмотра он даже тайком смахивал слезу. «Глядя на ваш спектакль — я учился. Оказывается, средствами театра кукол можно ставить и трагедии!» — сказал он своему бывшему ученику Владимиру Штейну[36]. «Галима» (1980)Спектакль по повести «Черноликие» башкирского писателя Мажита Гафури был заказан Штейну Башкирским обкомом партии[37]. По предложению Грибановой, Александр Баранов написал сценарий белым стихом, и «получилась совершенно потрясающая история о мусульманских Ромео и Джульетте. Опять трагедия. И, конечно же, совершенно фантастическая!», — как вспоминает Грибанова[37]. «Галиму» Штейн сделал в «чёрном кабинете». Для актёров была использована напоминающая стадионную трибуну «чешская лестница», каждая из пяти ступеней которой освещалась своим собственным световым коридором. Переключение световых коридоров позволило существовать в жанре «фантастического реализма» (термин Натальи Ильиничны Смирновой): если влюблённые парят в воздухе, то они совершенно спокойно превращаются в двух лебедей; а когда на молодого человека нападают злобные старухи, то они, естественно, оборачиваются каркающими воронами. Штейн превратил соцреализм в фантасмагорию[38]. На фестивале в Венгрии спектакль «Галима» получил награду Гран-при[38]. Ученики
ПамятьТеатральный критик Наталия Райтаровская написала о Штейне книгу «Владимир Штейн. История одного театра и судьбы»[40]. Режиссёр Александр Павлов снял о нём документальный фильм «Лопнувшая струна»[41]. Спектакли, которые он поставил, до сих пор идут в театре кукол имени Образцова[42] и в театре «Волшебная лампа»[43][44][45][46]. Примечания
Литература
Ссылки
|
|||||||||||||||||||||||||||||
