Принадлежала к младшему поколению семьи, на протяжении полувека известной своим библиофильством[2]. Анна, как и её предки, считалась знатоком книжных редкостей. Знала как минимум шесть языков, включая два мёртвых[3], и занималась переводами. В частности, первой (полностью) перевела на русский язык «Портрет Дориана Грея». С юности находилась в общении с К. А. Тимирязевым и его кругом. После смерти отца в 1904 г. подолгу жила за границей. Сохранилась её обширная переписка с деятелями Серебряного века[3].
Прослушав в 1906 г. парижский курс лекций доктора Штейнера, адаптированный для русской аудитории, вступила с ним в переписку[4] и стала его последовательницей. Перевела на русский язык книгу Штейнера о теософии и его лекцию о розенкрейцерстве («Тайна Розы и Креста»). Утверждала, что принадлежит к кругам «оккультного масонства»[5] (возможно, речь идёт об «одном из модернизированных западноевропейских орденов тамплиеров»[6][7]) и что её миссия в России «заключается в том, чтобы передать нечто важное из древней традиции»[6].
В 1906 году познакомилась с Вячеславом Ивановым и Михаилом Кузминым. В течение следующих двух лет оказывала значительное влияние на Иванова и его близких[8], особенно после смерти его жены Лидии, когда она переехала в его квартиру «на башне» — и, по замечанию Кузмина, «покров двусмысленной и неприятной тайны опустился на Башню»[9]. Кузмину она давала уроки ясновиденья, и от неё он навсегда усвоил формулу, что воображение — младшая сестра ясновиденья и что не надо его бояться[10][9].
Каждый вечер Минцлова играла на Башне какую-нибудь сонату Бетховена. Прислугу отсылали, устраивался почти полный мрак, часть публики садилась на пол. Сестры Герцык часто слушали эти сонаты, стоя на коленях[9]. Иногда Минцлова читала собравшимся по своим конспектам лекции Штейнера. За зиму 1907—1908 гг. Кузмин освободился от её влияния и крайне скептически вывел её положение в доме Иванова в сатирической повести «Двойной наперсник» (1908).
Минцлова выступала наперсницей Маргариты Волошиной в её сердечных делах с Ивановым и Э. К. Метнером[11]. Большую роль, по словам Марии Волошиной, она играла в жизни Максимилиана Волошина. Об её значении для Волошина можно судить по дневникам поэта; там можно обнаружить несколько десятков упоминаний об Анне Рудольфовне.
Минцлова поддерживала связь и с московскими символистами; дискутировала с Брюсовым, готовила свои переводы для издания в «Весах», но публиковалась в оппозиционном Брюсову и его «Весам» издании — в «Грифе» С. А. Соколова (Кречетова). «Своя в кругу Бальмонтов».[12] Ввела в теософский кружок («Орден рыцарей истины») Эллиса, Э. Метнера и Андрея Белого, чем подготовила его штейнерианство. Предлагала Вяч. Иванову и Белому в мае 1910 г. ехать в Ассизи для посвящения в розенкрейцеры. Белый ответил отказом, ссылаясь на то, что «измучен уже год длящимся без разрешения мифом, принимающим всё более зловеще-фантастический характер»[13]. В августе 1910 г. передала ему «лидерский аметистовый перстень с тайными знаками розенкрейцеров» и объявила его своим преемником[14].
О первой половине жизни Минцловой известно немного, об её кончине — ничего. Исчезла в начале осени 1910 года. Предположения об её дальнейшей судьбе строились вокруг двух основных версий:
Вступление в закрытый мистический орден. Бердяев, к примеру, слышал, что она ушла в «католический монастырь, связанный с розенкрейцерами»[15]. Схожего мнения придерживался, очевидно, Иванов[16].
Самоубийство: «Пучина зовёт» — признавалась она Белому, а Иванову писала: «Я должна умереть. Я должна ещё раз услышать этот призыв, и тогда моей руки коснётся Ведущий, Благословенный»[3]. По сведениям Кузмина — утопилась в знаменитом пороге в Иматре[9] (что в то время не было редкостью[17]).
Знаменитый порог в Иматре в наши дни
Из воспоминаний современников об Анне Минцловой
Михаил Кузмин: «Минцлова была очень толстая пожилая женщина, в молодости воспитанная на французских романах XVIII века. Она была похожа на королеву Викторию, только белесовата и опухлая, как утопленница, иногда она воочию расползалась, как пузырь. Впечатление зыбкости производила еще ее крайняя близорукость, она все делала, ходила, брала, вставала, садилась очень проворно, но как-то на ощупь, как слепая, неопределенно и часто мимо цели. В тесном кругу она играла сонаты Бетховена. Играла она невероятно плохо, не туда попадая, без ритма, тыкаясь носом в ноты, будто гонимая ветром, бесформенно и хлипко...»[9]
Евгения Герцык: «С копной тускло-рыжих волос, безвозрастная, грузная, всегда в черном платье, пропитанном пряным запахом небывалых каких-то духов; а глаза, глаза! — близоруко-выпуклые, но когда загорались, то каким же алмазным режущим блеском…»[18]
Маргарита Сабашникова: «Бесформенная фигура, чрезмерно большой лоб, подобный тем, которые можно видеть у ангелов старогерманских художников, выпуклые голубые глаза, очень близорукие, тем не менее они всегда как будто смотрели в необъятные дали. Её рыжеватые волосы с прямым пробором, завитые волнами, всегда в беспорядке… Своеобразнейшей её чертой были руки — белые, мягкие, с длинными узкими пальцами. Здороваясь, она задерживала поданную руку дольше обычного, слегка её покачивая… голос, пониженный почти до шёпота, как бы скрывающий сильное волнение, учащённое дыхание, отрывистые фразы…»[19]
Андрей Белый: «Я помню, бывало, — дверь настежь; и — вваливалась, бултыхаяся в черном мешке (балахоны, носимые ею, казались мешками); просовывалась между нами тяжелая головища; и дыбились желтые космы над нею; и как ни старалась причесываться, торчали, как змеи, клоки над огромнейшим лбиной, безбровым; и щурились маленькие, подслеповатые и жидко-голубые глазенки; а разорви их, — как два колеса: не глаза; и — темнели: казалось, что дна у них нет; вот, бывало, глаза разорвет: и — застынет, напоминая до ужаса каменные изваяния степных скифских баб средь сожженных степей.»[20].
Ольга Дешарт: «Когда весною 1910 г. она <Минцлова> поняла, что отношения Вячеслава и Веры <Шварсалон> принимают опасный для нее оборот, она прямо заявила Вяч. Иванову, что ему суждено сыграть благотворную роль в судьбе его страны, но что для этого он должен в миру жить как монах, давший тайный обет, и оставаться безбрачным <…>. В. И. ответил решительным отказом. <…> Минцлова замерла, точно вся опала. Она тихо, покорно сказала: „Я виновата, не сумела исполнить их поручения. Они меня отзывают. Прощайте. Да хранит Вас Господь“. Она ушла. Навсегда.»[21]
↑Эта переписка опубликована в издании: Zur Geschichte und aus den Inhalten der ersten Abteilung der Esoterischen Schule 1904—1914. Dornach, 1984.
↑Из письма Минцловой В. И. Иванову от 27.01.1908. // ОР РГБ. Ф. 109. К. 30. Ед. 3. Л. 40.
↑ 12Carlson M. Ivanov — Bely — Minclova: the mystical triangle. // Cultura e memoria. Firenze, 1988. Vol. 1.
↑Глухова Е. В. Посвятительный миф в биографии и творчестве Андрея Белого. Гл. 3: Розенкрейцерская мифологема в символистской среде: Дис. канд. филол. наук. М., 1998.
↑Об её отношениях с Вяч. Ивановым см. с. 722 второго тома брюссельского собрания его сочинений.
↑Иванов Вяч. Собрание сочинений. Т. 2. Брюссель, 1974. С. 801-802.
↑Hirn S. Иматра и Петербург: Из истории туризма // Петербург — окно в Европу: Сборник статей. Helsinki, 1996. С. 98 (Studia Slavicа Finiandensia. T. XIII).
↑Е. К. Герцык. Лики и образы. Молодая гвардия, 2007. С. 163.
↑М. Волошина. Зеле͏ная змея: история одной жизни. М.: Энигма, 1993. С. 124.
