Дом-коммуна

Дом-коммуна на улице Орджоникидзе в Москве
«Новый быт». Фото С. Н. Струнникова, начало 1930-х годов

Дом-комму́на — яркое архитектурное и социальное явление 1920-х — начала 1930-х годов, ставшее воплощением пролетарской идеи «обобществления быта», одно из проявлений эпохи советского авангарда.

Предшественники домов-коммун

Дореволюционные «фаланстеры»

Идея социалистов-утопистов о создании «нового массового человека» привела их, и прежде всего Фурье, к созданию концепции «фаланстера» — новой формы жилья, где люди смогли бы приучиться к коллективизму, освободились бы от тягот домашнего труда, семейных уз и всего мелкого и частного.

В России идея «фаланстера» приобрела особую популярность после выхода романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?», главная героиня которого Вера Павловна в своём четвёртом сне видит обитателей фаланстера.

Среди поддержавших эту идею и попытавшихся воплотить её в жизнь были молодые художники во главе с И. Н. Крамским, снявшие сообща квартиру вначале на 17-й линии Васильевского острова, а затем на Вознесенском проспекте в Санкт-Петербурге:

…в этом общежитии выигрывалась масса времени, так бесполезно растрачиваемого жизнью в одиночку. Что мог иметь каждый из этих бедных художников один, сам по себе? Какую-нибудь затхлую, плохо меблированную комнату с озлобленной на весь мир хозяйкой. Скверный обед в кухмистерской, разводитель катаров желудка, желчного настроения и ненависти ко всему… А здесь, в артели, соединившись в одну семью, эти самые люди жили в наилучших условиях света, тепла и образовательных пособий.И. Е. Репин[1]

В 1863 году на Знаменской улице в Петербурге вдохновлённый идеями Фурье литератор В. А. Слепцов организовал так называемую Знаменскую коммуну, просуществовавшую недолго, поскольку, по признанию одной из её обитательниц, «…женщины того времени обнаруживали отвращение к хозяйству и простому труду, перед которым они в теории преклонялись»[2]. В глубинке коммуной стали пугать мамаш:

В ней… вербовали всех молодых девушек, желающих покинуть родительский дом. Молодые люди жили в ней при полнейшем коммунизме. Прислуги в ней не полагалось, и благороднейшие девицы-дворянки собственноручно мыли полы и чистили самовары.С. В. Ковалевская[3]

Ещё ужаснее в глазах современников выглядел фаланстер в Эртелевом переулке:

Коммуна занимала маленькую комнатку, и её членами состояли В[оскресенский], С[ергиевский], С[оболев], князь Ч[еркезов] и В[олков], и тут же пребывали две нигилистки, К[оведяева]-В[оронцова] и Т[имофеева], и все они спали вповалку… Подойдя к столу, [я] увидал такую массу грязи, что мне, хоть и непривыкшему к комфорту и порядку, и то показалось чересчур неприятно.Н. И. Свешников[4]

К концу XIX века стало ясно, что освобождать человека от бытовых обязанностей можно иначе — развернув сферу услуг (прачечных, общепита и т. д.).

Дома Совета

С октября 1917 года большевистские руководители организовали в Смольном не только штаб революции, но и свой быт. В здании размещались жилые квартиры и комнаты, библиотека, музыкальная школа, ясли, баня, столовая; здесь проживало около 600 человек, которых обслуживало более 1000 рабочих и служащих[5]. Одними из первых разработку проектов здания «нового типа» — домов-коммун, домов Совета, Совдепов — начали в 1919 году архитекторы-члены Живскульптарха.

В Москве и Петрограде появляются т. н. «дома Совета». В Москве под первое такое общежитие-коммуну переоборудовали гостиницу «Националь», в Петрограде 1-м Домом Совета стала гостиница «Астория», а 2-м — «Европейская». Это были по сути общежития с отдельными комнатами, общей столовой и общими кухнями для проживания совслужащих по ордерам. Проживание и питание в таких домах Совета были бесплатными.

Дом Елисеева, два верхних этажа которого занимал ДИСК

В период разрухи и голода 1918—1922 годов определённую заботу власть проявляла и о деятелях культуры, размещая их в подобных коммунах: Доме литераторов на Бассейной улице и Доме искусств (ДИСК) в особняке банкира С. П. Елисеева на Невском проспекте, куда

…перебрались бездомные литераторы. Они без сожаления покинули свои нетопленные жилища. Петрокоммуна снабдила елисеевский дом всем необходимым для жизни.Вс. Рождественский[6]

По словам К. И. Ротикова, ДИСК «был первым опытом перевоспитания интеллигенции путём подкормки»[7].

Дома Совета и подобные учреждения прекратили своё существование после специального декрета ВЦИК и СНК РСФСР от 12 сентября 1923 года. Гостиницы вернулись к выполнению привычных функций, а советская номенклатура перебралась в отдельные квартиры.

Молодёжные коммуны

Комплекс общежитий Института красной профессуры строился в 1925-1928 гг. по проекту архитекторов Д.П. Осипова и А.М. Рухлядева. Дом-коммуна (Общежитие) состоит из 8 корпусов, расположенных в шахматном порядке и соединенных общим корпусом с галереями

В 1920-е годы идею фаланстеров подхватил комсомол. В октябре 1920 года III съезд РКСМ предложил «в целях рационального улучшения положения… рабочей молодёжи в жилищном отношении… государственное декретирование домов-коммун рабочей молодёжи»[8]. Газета «Северный комсомолец» 2 марта 1924 года писала:

Молодёжь скорее, чем кто-либо должна и может покончить с традициями отмирающего общества... Пролетарский коллективизм молодёжи может привиться только тогда, когда и труд, и жизнь молодёжи будут коллективными. Лучшим проводником такого коллективизма могут явиться общежития-коммуны рабочей молодёжи. Общая коммунальная столовая, общность условий жизни - вот то, что необходимо прежде всего для воспитания нового человека.[9]

Обобществление понималось на современный взгляд весьма своеобразно:

Половой вопрос просто разрешить в коммунах молодёжи. Мы живём с нашими девушками гораздо лучше, чем идеальные братья и сёстры. О женитьбе мы не думаем, потому что слишком заняты, и к тому же совместная жизнь с нашими девушками ослабляет наши половые желания. Мы не чувствуем половых различий. В коммуне девушка, вступающая в половую связь, не отвлекается от общественной жизни.[9]

Партийные деятели всецело поддерживали молодёжный коммунарский задор, считая, что коммуна —

...это организация на почве обобществления быта новых общественных отношений, новых взаимоотношений между членами коммуны, новых... товарищеских отношений между мужчиной и женщиной.Н. К. Крупская[9]

Общежития-коммуны создавались как при различных предприятиях и учебных заведениях, так и стихийно — самими молодыми людьми, вдохновлёнными идеями обобществления быта и разрушения патриархальной семьи. Чаще всего они размещались в квартирах старых доходных домов, а то и в вовсе не приспособленных помещениях — старых казармах, заводских помещениях, кельях (напр., Александро-Невской лавры). Вера Панова вспоминала о своих друзьях, которые объявили себя коммунарами и «поселились в ванной комнате какой-то коммунальной квартиры, один спал на подоконнике, двое на полу, лучшим ложем, занимаемым по очереди, была ванна»[10].

Во многих случаях, в особенности в коммунах рабочей молодёжи, создававшихся на ленинградских фабриках и заводах, быт обобществлялся полностью, и прежде всего в плане финансов: от 40 до 100 % заработка обобществлялось, и коммунары получали из «общака» деньги на обеды, трамвайные билеты, табак. Из общих денег выписывались газеты, отчислялась оплата за баню и кино, платились алименты. Без разрешения коллектива нельзя было покупать вещи[11].

Официально такие коммуны просуществовали до XVII съезда ВКП(б) (1934), признавшего, что это были «уравниловско-мальчишеские упражнения левых головотяпов»[12].

Борьба за улучшение быта молодёжи привела к строительству специальных общежитий и целых городков, ярким примером которых является студенческий городок Политехнического института на Лесном проспекте в Санкт-Петербурге.

Дом-коммуна как новый тип жилища

Дом-коммуна Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев в Санкт-Петербурге

В конце 1920-х годов на фоне свёртывания нэпа возродилась дискуссия о новых типах рабочих жилищ, главным из которых понимался дом-коммуна. Участники дискуссии были убеждены в том, что новый быт в старых архитектурных пространствах строить невозможно. В 1926 году был организован конкурс архитектурных проектов, организаторы которого поставили перед участниками задачу:

…проникнуться новыми запросами к жилищу и… дать проект такого дома с общественным хозяйством, который превратил бы так называемый жилищный очаг из тесной, скучной, а подчас и тяжёлой колеи для женщины в место приятного отдыха.[9]

В годы первой пятилетки с появлением на улицах первых конструктивистских построек стали вырастать и новые жилые дома-коммуны. Возведение домов-коммун регулировалось «Типовым положением о доме-коммуне» Центржилсоюза (1928), который предписывал коммунарам при вселении отказаться от накопленных предыдущими поколениями мебели и предметов быта и предполагал коллективное воспитание детей, стирку, уборку, приготовление еды и удовлетворение культурных потребностей[9].

Дом-коммуна «Культурная революция» в Нижнем Новгороде

Создание нового типа жилья требовало поиска ответов на труднейшие вопросы о жизни человека: характере семьи и её будущем, о собственности, о будущем бытовом укладе. Теоретики и практики первых послереволюционных лет, как и утописты прошлого (например, Ш. Фурье), видели в домах-коммунах основу будущего коммунистического быта. Дома-коммуны, по их мнению, должны были способствовать «товарищескому сближению всех в них живущих». Общие прачечные, кухни, столовые, детские, домовые клубы и гостинные должны были быть устроены по последнему слову науки и освободить от бытовой «обывательщины» жильцов дома-коммуны, живущих в уютных снабжённых водой и электричеством комнатах, придущих на смену семейным квартирам. Комнаты могли быть рассчитаны как на одного, так и на нескольких человек. В радикальных вариантах индивидуализацию жильцов видели только в отдыхе и сне[13]. Программа нового типа жилища вырабатывалась в ходе изучения опыта организации рабочих и молодёжных коммун в старых домах. Существенную роль в этом процессе сыграли экспериментальные и конкурсные проекты. Первые прообразы домов-коммун можно увидеть в проектах 1919—1920 годов (это работы Н. А. Ладовского, В. Ф. Кринского и Г. М. Maпу в Живскульптархе, а также вышеупомянутые временные жилища рабочих)[14][13]. Затем был проект К. С. Мельникова, созданный в рамках конкурса 1922—1923 годов на разработку двух показательных жилых кварталов для рабочих в Москве. В нём уже выявлены такие характерные черты будущих домов-коммун, как развитая коммунальная часть (включающая секторы питания, культурного отдыха, воспитания детей, хозяйственно-бытовой), жилые корпуса с ячейками для одиноких (без кухонь и других подсобных помещений), крытые переходы, соединяющие жилые и коммунальные корпуса, а также современно решённый облик здания в духе архитектуры советского авангарда[15]. В 1925 году Моссовет объявил конкурс на проект коммунального дома в Москве, рассчитанного на 750—800 человек. Предполагалось, что 10 % из них — одинокие люди, 30 % — бездетные семьи, 60 % — семьи из 3-5 человек. Население дома обслуживалось общей столовой, которая должна была одновременно служить местом общих собраний. Культурно-досуговая функция была представлена библиотекой-читальней и клубом. Детский сад и ясли располагались на первом этаже и удобно сообщались с детской площадкой во дворе дома. В доме проектировалась прачечная. В программе конкурса из семейных квартир исключались кухни. Только небольшие разогревательные плиты на этажах служили для приготовления пищи детям и больным. Отказ от индивидуального питания — характерная тенденция тех лет, хотя здесь сказалась и дороговизна индивидуальных кухонь, для оборудования которых в массовом строительстве было затруднительно использовать газ или электричество[13].

Дом Коммуны в Хабаровске для сотрудников НКВД (1931—1933), улица Муравьёва-Амурского, 25.
Пристроенный клуб НКВД (сейчас драматический театр), фабрика-кухня (сейчас кафе), спортзал (детско-юношеская спортивная школа), тир, магазины, швейное ателье.
Несмотря на суровый климат, вход в некоторые квартиры происходит с уличных галерей-балконов.
Дом-коммуна в Смоленске

Часть архитекторов реализовывала эту концепцию в едином архитектурном объёме, объединявшем индивидуальные квартиры и коммунальные учреждения — по такому принципу были возведены дом-коммуна архитектора Николаева и Дом Наркомфина в Москве, Дом-коммуна инженеров и писателей, Дом политкаторжан, Бабуринский, Батенинский и Кондратьевский жилмассивы в Ленинграде. В квартирах на одну-две семьи предусматривались умывальники, кухни (или шкафы-кухни для разогрева пищи, доставлявшейся в термосах из фабрик-кухонь) и ватерклозеты, а банно-прачечные процедуры осуществлялись либо в ванно-душевых комплексах на несколько квартир, либо в банях и прачечных, входивших в состав комплекса.

Известная обитательница одного из построенных тогда домов-коммун вспоминала:

Его официальное название — «Дом-коммуна инженеров и писателей». А потом появилось шуточное, но довольно популярное в Ленинграде прозвище — «Слеза социализма». Нас же, его инициаторов и жильцов, повсеместно величали «слезинцами». Мы, группа молодых (очень молодых!) инженеров и писателей, на паях выстроили его в самом начале 30-х гг. в порядке категорической борьбы со «старым бытом»… Мы вселились в наш дом с энтузиазмом… и даже архи непривлекательный внешний вид «под Корбюзье» с массой высоких крохотных клеток-балкончиков не смущал нас: крайняя убогость его архитектуры казалась нам какой-то особой строгостью, соответствующей времени… Звукопроницаемость же в доме была такой идеальной, что если внизу, на третьем этаже… играли в блошки или читали стихи, у меня на пятом уже было всё слышно вплоть до плохих рифм. Это слишком тесное вынужденное общение друг с другом в невероятно маленьких комнатках-конурках очень раздражало и утомляло.О. Ф. Берггольц[16]

Некоторые архитекторы доводили идею коммуны до абсурда. Н. С. Кузьмин планировал в домах-коммунах общие спальни на шесть человек и «двуспальни» («кабины для ночлега»), где смогли бы по особому расписанию на законных основаниях уединяться супружеские пары. Этот проект по настоянию Ю. Ларина пытались реализовать на строительстве Сталинградского тракторного завода[17]. Сами коммунары потом писали:

Позднее, когда мы лучше познакомились друг с другом, пожили буднями, мы увидели, какие мы разные люди, и как калечилась инициатива ребят из-за скороспелого желания быть стопроцентными коммунарами.[18]

Во 2-й половине 1920-х — начале 1930-х годов велось проектирование и строительство домов-коммун в разных частях Советского Союза и для разных слоёв населения[14][13]. Дома-коммуны, а также аналогичные более крупные комплексы («жилкоммуны» и «жилкомбинаты»), проектировались для соцгородов.

После того, как в 1928 году жилищной кооперации разрешили 5 % средств, ассигнованных на строительство, тратить на постройку культурно-бытовых учреждений, кооперативы стали массово заказывать архитекторам дома с развитой общественной частью («дома переходного типа» и дома-коммуны). Кооперативы как бы приняли эстафету от бытовых коммун периода военного коммунизма в области внедрения в быт коллективистских начал[19]. К этому времени в проектной мысли уже возобладали крайне левые устремления по обобществлению быта[13]. Но в полной мере реализоваться в домах-коммунах им было не суждено. Острая жилищная нужда приводила к тому, что они заселялись с превышением проектных значений, а из-за нарушений условий их нормального функционирования (коммунальные учреждения не работали, общественные помещения отводились под жильё, предназначенные для одиноких и малосемейных корпуса заселялись семьями с детьми и т. д.) о комфортной жизни в большинстве таких домов не могло быть и речи. Кроме того, были переоценены сами перспективы коммунальной жизни. Архитекторы и социологи расширительно трактовали нравы и бытовой уклад молодёжных коммун 1920-х годов как ростки нового быта. На деле эти коммуны носили временный характер, они существовали, пока молодые люди учатся и ещё не обзавелись семьями[14][20]. Проекты коммунальных домов стали всё чаще подвергаться критике населения и профессионального сообщества. Говорилось, что дома-коммуны — это «забегание вперёд» (жильцы совсем не спешили обобществлять свою частную жизнь), обращалось внимание на неэкономичность проектов с непомерно разросшейся общественной частью (хотя некоторые проекты без индивидуальных квартир своими расчётами демонстрировали экономическую рентабельность в сравнении с обычными жилыми домами, к 1931 году комиссии по отбору типовых проектов не могли выбрать ни одного в качестве типового, где стоимость строительства по экономическим показателям была бы меньшей или хотя бы равной стоимости обычных квартирных домов)[19][14][21]. По словам С. О. Хан-Магомедова, ни один из социально-бытовых и типологических экспериментов в архитектуре 1920-х годов, ни в домах-коммунах, ни в «домах переходного типа», не был доведён до конца «ни в части проверки экономический целесообразности малометражных квартир, ни в части организации коммунального обслуживания жителей домов, ни в части применения новой строительной техники»[22].

Практика домов-коммун была осуждена специальным постановлением ЦК ВКП(б) от 16 мая 1930 года «О работе по перестройке быта», где, в частности, говорилось:

ЦК отмечает, что наряду с ростом движения за социалистический быт имеют место крайне необоснованные, полуфантастические, а поэтому чрезвычайно вредные попытки отдельных товарищей (Сабсович[англ.], отчасти Ларин и др.) «одним прыжком» перескочить через те преграды на пути к социалистическому переустройству быта, которые коренятся, с одной стороны, в экономической и культурной отсталости страны, а с другой — в необходимости в данный момент максимального сосредоточения всех ресурсов на быстрейшей индустриализации страны, которая только и создает действительные материальные предпосылки для коренной переделки быта. К таким попыткам некоторых работников, скрывающих под «левой фразой» свою оппортунистическую сущность, относятся появившиеся в последнее время в печати проекты перепланировки существующих городов и перестройки новых исключительно за счет государства, с немедленным и полным обобществлением всех сторон быта трудящихся: питания, жилья, воспитания детей с отделением их от родителей, с устранением бытовых связей членов семьи и административным запретом индивидуального приготовления пищи и др. Проведение этих вредных утопических начинаний, не учитывающих материальных ресурсов страны и степени подготовленности населения, привело бы к громадной растрате средств и жестокой дискредитации самой идеи социалистического переустройства быта.[23]

Вкупе с позицией XVII съезда, казалось бы, практика домов-коммун должна была кануть в Лету. Но в 1934 году Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев строит в Ленинграде дом-коммуну на 200 квартир со столовой, клубным залом, читальней, детским садом, амбулаторией и стационаром, аптекой, гаражом и т. п. Ёмкость квартир определялась из расчёта один человек на комнату[11]. Однако вскоре сам дом, как и большинство других, был реконструирован.

Наследие домов-коммун

Те немногие дома-коммуны, которые были изначально выстроены для этой цели, потребовали серьезной реконструкции для дальнейшего использования даже в качестве студенческих или рабочих общежитий. Парадоксальным образом принципы планирования коммун отразились в современных хостелах, где присутствуют общие спальни, кухни, холлы, но пары могут временно уединяться в отдельных помещениях. Однако хостелы предназначены для временного проживания, и хотя «постоянные» жильцы часто присутствуют, но число их невелико.

Вопрос о влиянии домов-коммун на северокорейские дома-«гармоники»[24] является дискуссионным.

См. также

Примечания

  1. ↑ Репин И. Е. Далёкое близкое / под ред. и со вступ ст. К. Чуковского. — 4-е изд. — М.: Искусство, 1953. — С. 176–177. — 520 с.
  2. ↑ Водовозова Е. Н. На заре жизни: Воспоминания. В 2 т. / Подгот. текста, вступ. стат. и примеч. Э. С. Виленской и Л. И. Ройтберг. — М.: Худ. лит., 1964. — Т. II. — С. 490. — (Серия литературных мемуаров).
  3. ↑ Ковалевская С. В. Воспоминания. Повести / Ред. Кочина П. Я. — М.: Наука, 1974. — С. 58. — 559 с.
  4. ↑ Свешников Н. И. Воспоминания пропащего человека. — М.—Л.: Academia, 1930. — С. 159–160. — 526 с.
  5. ↑ Измозик В. С., Лебина Н. Б. Петербург советский: «новый человек» в старом пространстве. 1920–1930-е годы. (Социально-архитектурное микроисторическое исследование). — СПб.: Крига, 2010. — С. 137–138. — 248 с. — ISBN 978-5-901805-46-6.
  6. ↑ Рождественский Вс. Страницы жизни: Дом искусств // Тимина С. И. Культурный Петербург: ДИСК. 1920-е гг. — СПб.: Logos, 2001. — С. 419. — 453 с. — (Знаменитые петербуржцы о городе и людях). — ISBN 5-87288-219-X.
  7. ↑ Ротиков К. И. Другой Петербург. — СПб.: Лига Плюс, 1998. — С. 250. — 576 с. — ISBN 5-88663-009-0.
  8. ↑ Товарищ комсомол. Документы съездов, конференций и ЦК ВЛКСМ. 1918–1968: В 3 т. — М.: Молодая гвардия, 1969. — Т. I. — С. 34.
  9. ↑ 1 2 3 4 5 Измозик В. С., Лебина Н. Б. Петербург советский: «новый человек» в старом пространстве. 1920–1930-е годы. (Социально-архитектурное микроисторическое исследование). — СПб.: Крига, 2010. — С. 145. — 248 с. — ISBN 978-5-901805-46-6.
  10. ↑ Панова В. Ф. О моей жизни, книгах и читателях. — Л.: Сов. писатель, 1980. — С. 88. — 272 с.
  11. ↑ 1 2 Измозик В. С., Лебина Н. Б. Петербург советский: «новый человек» в старом пространстве. 1920–1930-е годы. (Социально-архитектурное микроисторическое исследование). — СПб.: Крига, 2010. — С. 150. — 248 с. — ISBN 978-5-901805-46-6.
  12. ↑ XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б.), 26 января -— 10 февраля 1934 г.: Стенографический отчёт. — М.: Партиздат, 1934. — С. 30. — 716 с.
  13. ↑ 1 2 3 4 5 Хазанова, 1970, Формирование типов жилища.
  14. ↑ 1 2 3 4 Хан-Магомедов, 2001, Глава 3.3.
  15. ↑ Хан-Магомедов, 2001, Глава 2.9.
  16. ↑ Берггольц О. Ф. Дневные звёзды. — Л.: Сов. писатель, 1959. — С. 69–71.
  17. ↑ Измозик В. С., Лебина Н. Б. Петербург советский: «новый человек» в старом пространстве. 1920–1930-е годы. (Социально-архитектурное микроисторическое исследование). — СПб.: Крига, 2010. — С. 147. — 248 с. — ISBN 978-5-901805-46-6.
  18. ↑ Люди Сталинградского тракторного / сост.: Я. Ильин, Б. Галин; отв. ред. Л. Мехлис; ред кол.: Л. Мехлис, Б. Таль, Я. Ильин [и др.]. — 2-е испр. и доп. изд. — М.: ОГИЗ, Гос. изд-во «История завода», 1934. — С. 144. — 495 с.
  19. ↑ 1 2 Хан-Магомедов, 2001, Глава 3.4.
  20. ↑ Хан-Магомедов, 2001, Глава 3.13.
  21. ↑ Советское градостроительство. Кн. 1, 2018, с. 794—795.
  22. ↑ С. О. Хан-Магомедов. М. Я. Гинзбург. М., 1972. С. 110.
  23. ↑ Милютин Н. А. Соцгород. Проблемы строительства социалистических городов: Основные вопросы рациональной планировки и строительства населенных пунктов СССР. — М.—Л.: Гос. изд-во РСФСР, 1930. — С. 82.
  24. ↑ Андрей Ланьков. Северокорейская повседневность: жильё. Дата обращения: 24 февраля 2017. Архивировано из оригинала 19 апреля 2017 года.

Литература

Ссылки