Родился 10 июня 1930 года в Ленинграде. Отец — Сергей Фёдорович Глазунов, историк; дядя по отцу — патологоанатом и коллекционер живописи М. Ф. Глазунов. Мать — Ольга Константиновна Глазунова (Флуг); дядя по матери — востоковед К. К. Флуг, потомки петербургского немецкого фабриканта Г. И. Флуга[7].
Пережил блокаду Ленинграда, а отец, мать, бабушка и другие родственники погибли[8]. В 12-летнем возрасте вывезен из осаждённого города через Ладогу по «Дороге жизни».
Его долгие годы опекал поэт Сергей Михалков, как вспоминал о нём сам Глазунов: «которому я обязан буквально всем»[8]. Позднее Глазунова поддерживал Михаил Суслов[9].
По воспоминаниям Станислава Куняева, Илья Глазунов перестал сотрудничать с «Нашим современником»[10] и диаметрально изменил мнение о Вадиме Кожинове[11] после публикации в журнале следующего заявления последнего: «Картины Ильи по-своему хороши, и вот если бы их размножить и вывесить, как плакаты на железнодорожных станциях, эффект был бы великолепен!» и неосторожного замечания, что некоторые «работы художника последних лет — это китч…»[12], до этого момента Глазунов тепло отзывался о Кожинове и приглашал читать лекции в Суриковский институт[13].
10 июня 2009 года Председатель Правительства Российской ФедерацииВладимир Путин посетил галерею Ильи Глазунова и поздравил его с 79-летием. Рассматривая картину «Князь Олег и Игорь» (1972), Владимир Путин высказал пожелание, чтобы меч князя Олега был несколько увеличен, «а то выглядит, как перочинный ножик. <…> Им как будто колбасу режут». Художник обязался картину исправить и похвалил главу правительства за «хороший глазомер»[14].
Могила Ильи Глазунова на Новодевичьем кладбище (июль 2017)
Скончался 9 июля 2017 года в Москве на 88-м году жизни[16]. Похоронен на Новодевичьем кладбище[17]. 2 октября 2020 года на его могиле был открыт памятник[18].
Личная жизнь
Первая жена (с 1956 по 1986) — Нина Виноградова-Бенуа (1936—1986), по официальной версии покончила жизнь самоубийством[19]. Глазунов считал, что её смерть — убийство.
Сын Иван Глазунов (род. 1969), художник, автор полотна «Распни его!», картин из жизни русских святых, пейзажей русского севера. Народный художник Российской Федерации (2020).
Четверо детей, в том числе дочь Ольга, художник[20].
Дочь Вера Глазунова (род. 1973), художник, автор картины «Великая княгиня Елисавета Феодоровна перед казнью в Алапаевске».
Глазунов поклонялся Достоевскому и хотел, чтобы его окружали и страсти по Достоевскому. На пределе человеческих возможностей. Только тогда он мог работать, это вдохновляло его. Он бесконечно требовал от меня признаний в любви. К нему, гению. Мне в любви он не признавался, но я видела, как горят его глаза. Понимала, что ему необходима. Да, он любил меня. И терзал…[22]
Ранние живописные работы середины 1950-х — начала 1960-х годов выполнены в академической манере, отличаются психологизмом и эмоциональностью. Иногда заметно влияние французских и русских импрессионистов и западно-европейского экспрессионизма («Ленинградская весна», «Ада», «Нина», «Последний автобус», «1937 год», «Двое», «Одиночество», «Метро», «Пианистка Дранишникова», «Джордано Бруно»).
Работа «Дороги войны», изображающая отступающую Красную армию в 1941 году (1957). Не сохранилась до наших дней; художником позднее исполнена авторская копия.
Цикл графических работ, посвящённых жизни современного города. Цикл начат в студенческие годы. На листах того времени, исполненных чёрным соусом, художник изображает личные переживания своего лирического героя на фоне улиц и интерьеров Ленинграда («Двое», «Размолвка», «Любовь»). В более поздних графических листах художник изображает наступление урбанизации на старую архитектуру и человека.
Живописное полотно «Мистерия XX века» (1978 и 1999). В картине представлены наиболее выдающиеся события и герои прошедшего столетия с его борьбой идей, войнами и катастрофами.
Живописное полотно «Вечная Россия», представляющее историю и культуру России за тысячу лет (1988).
Исполненные в графически стилизованной манере произведения, посвящённых русской старине: циклы «Русь» (1956), «Поле Куликово» (1980) и др.
Серия работ на темы основных произведений Фёдора Достоевского (триптих «Легенда о Великом Инквизиторе»).
Создал живописные панно «Вклад народов Советского Союза в мировую культуру и цивилизацию» (здание ЮНЕСКО, Париж, 1980).
На последних выставках в московском Манеже (2010) и Санкт-Петербургском Манеже (2011) выставил новые полотна «Раскулачивание», «Изгнание торговцев из Храма», «Последний воин», а также ряд новых пейзажных этюдов с натуры маслом, выполненных в свободной технике; также зрители увидели лирический автопортрет художника «И снова весна».
Общественная деятельность
В 1970-е годы выступил против Генерального плана реконструкции Москвы, угрожавшего практически полным разрушением исторической части города. Вместе с единомышленниками создал альбом, посвящённый «старой» Москве и отражающий утраты, понесённые в результате градостроительной деятельности коммунистического руководства. Ему и композитору Вячеславу Овчинникову удалось собрать подписи деятелей науки и культуры под письмом в Политбюро ЦК КПСС. Генплан был выставлен на обозрение в Манеже и раскритикован общественностью. После чего план был отозван, а при ГлавАПУ Москвы был создан общественный совет, без решения которого разрушения исторической застройки не могли быть допущены.
По инициативе художника в Москве в 1987 году была создана Российская академия живописи, ваяния и зодчества, в которой ведётся обучение по специальностям «живопись», «скульптура», «реставрация и технология живописи», «архитектура», «история и теория изобразительного искусства». Со дня основания являлся её ректором.
В 1980 году люди из окружения Глазунова вошли в ультраправую монархическую организацию Общество «Память»[32][33].
В конце 1960-х годов Глазунов участвовал в разработке «славянско-арийской» идеи[34]. Глазунов разделял «арийскую» идею ещё с советского времени, когда он подружился с бывшим власовцем, основателем мюнхенского журнала «Вече» О. А. Красовским[35]. Глазунов одним из первых в СССР пытался реабилитировать свастику и связал со славянским язычеством на своей картине «Вечная Россия» (1988), где, в числе других фигур, изображён языческий идол с этим символом[36].
В целом Глазунов придерживался традиционных православных позиций. В то же время он разделял многие идеи славянского неоязычества. В своей книге «Россия распятая» (1996, 2006) он рассматривал историю с расовой точки зрения и писал о древней «славянско-арийской праистории», которую, по его мнению, в числе прочего, подтверждает «Велесова книга». Подчёркивая важность православного христианства, он призывает не забывать о «древних русах — внуках Даждьбога», поскольку, по его мнению, именно они создали Святую Русь. Глазунов пишет о «белой арийской расе» и её наиболее славных представителях, славянах, призывая вернуть им почётное звание создателей Ригведы и Авесты, о «русине» Одоакре и «славянине» Рюрике, отождествляет со славянским творчеством всё, что связано с венедами, называет тавро-скифов «русами», а скифа Анахарсиса — славянином, утверждает, что у древних славян было единобожие в виде «славянской Троицы», Явь, Правь и Навь (понятия из «Велесовой книги»). В архитектуре Русского Севера Глазунов обнаруживает «арийские формы мышления». Глазунов осуждал советских и российских историков за отрицание ценности «Велесовой книги» и пренебрежение древним славянским «арийским» прошлым, в своём понимании которого он опирался на авторов устаревшей славянской школы XIX века. По его утверждениям, археологи скрывают истину о прошлом и варварски расправляются со славянскими артефактами[37]. Глазунов финансировал публикацию издательством «Витязь», руководимым сторонником антисемитизма Виктором Корчагиным, сборника «Древность: арьи, славяне» (1994), содержащего статьи Н. Р. Гусевой, С. В. Жарниковой и ряда других авторов, излагавших «арийскую» идею для широкой аудитории[38].
«Арийскими» идеями Глазунова и неоязыческого автора Валерия Скурлатова под конец жизни интересовался советский фантаст Иван Ефремов, разделявший идею, что «славяне были самой мощной и плодоносящей ветвью арийской расы»[39][40].
Глазунов осуждал распад СССР и высказывал беспокойство за судьбы русских, оставшихся в новых независимых республиках и находящихся под угрозой ассимиляции. Для противостояния этому он предостерегал против губительного, по его мнению, «расового смешения»[41]. Глазунов писал о «жидомасонском заговоре»[41][42].
Звания и награды
Во время церемонии награждения Орденом «За заслуги перед Отечеством» I степени, 9 сентября 2010 года
Орден «За заслуги перед Отечеством» I степени (2010) — за выдающийся вклад в развитие отечественного изобразительного искусства, многолетнюю творческую и педагогическую деятельность[46]
Орден «За заслуги перед Отечеством» II степени (2005) — за выдающиеся заслуги в области отечественного изобразительного искусства и образования[47]
Орден «За заслуги перед Отечеством» III степени (2000) — за выдающийся вклад в развитие отечественного изобразительного искусства[48]
Орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени (1995) — за заслуги перед государством, успехи, достигнутые в труде, большой вклад в укрепление дружбы и сотрудничества между народами[49]
Почётная грамота Правительства Москвы (2005) — за большой вклад в развитие отечественного изобразительного искусства, активную общественную деятельность и в связи с 75-летием со дня рождения[52]
Всероссийская историко-литературная премия «Александр Невский» (2010) — за книгу «Россия распятая» издательства «Голос-Пресс»[57]
Орден преподобного Андрея Рублёва I степени РПЦ (2010) — во внимание к выдающемуся вкладу в развитие русского изобразительного искусства и в связи с 80-летием со дня рождения[58]
Орден Преподобного Сергия РадонежскогоРПЦ (1999) — в связи с 40-летием творческой деятельности и в ознаменование 10-летия создания возглавляемой им Российской академии живописи, ваяния и зодчества[59]
↑Станислав Куняев: «Неожиданно для меня самого мои воспоминания о Вадиме Кожинове из июльского номера „Нашего современника“ за 2002 год отозвались драматическим эхом. Может быть, я весьма опрометчиво вспомнил о том, как Илья Глазунов искал у Кожинова понимания и не нашёл его, поскольку Вадим считал, что „работы художника последних лет — это китч“. Как бы то ни было, но, прочитав „кожиновский номер“, Илья Сергеевич позвонил в редакцию и заявил, что больше не желает сотрудничать с „Нашим современником“.» — Книга «Мои печальные победы».
↑Илья Глазунов Станиславу Куняеву: «Я, как и многие, был знаком с „широко известным в узком кругу“ литературоведом В. Кожиновым, ныне покойным, который был во многом идеологическим цензором-комиссаром органа Союза писателей. О Кожинове мнение было разное. Я был удивлен ложным утверждением Куняева, что мне для „полного счастья“ не хватало признания Кожинова, которого я якобы приглашал на свои выставки, мечтая услышать его восторженное мнение. Должен сказать, что у меня даже не было никогда его телефона и я не стремился к общению с ним, не считая его для себя авторитетом в литературоведении и тем паче в живописи, а также в истории, которой он начал заниматься последние годы своей жизни, став яростным норманистом.» — «Наш современник» ждёт другого. // Литературная газета. — № 30 (5885). — 24—30 июля 2002 г.
↑Станислав Куняев: «Лишь однажды, будучи в Польше и отвечая на вопрос корреспондента какой-то газеты о Глазунове, он (Кожинов) сказал, что „работы художника последних лет — это китч…“» — Поэзия. Судьба. Россия.Архивная копия от 9 апреля 2014 на Wayback Machine // Наш современник. — № 7. — 2002.
↑Станислав Куняев Илье Глазунову: «Вы же, Илья Сергеевич, лукавите, когда пишете, что „мне безразлично и абсолютно не интересно мнение покойного литературного критика В. Кожинова о моих работах“. С чего бы тогда вам столько лет держать в памяти его слова из какой-то польской газетёнки о том, что иные Ваши работы исполнены в жанре „китча“? Да и ничего обидного в этом нет. Вадим Валерианович неглупые мысли не раз высказывал о Вашем творчестве. Ну, например, помните: „Картины Ильи по-своему хороши, и вот если бы их размножить и вывесить, как плакаты на железнодорожных станциях, эффект был бы великолепен!“ Зря Вы пишете, что „у меня даже не было никогда его телефона и я не стремился к общению с ним, не считая его для себя авторитетом в литературоведении и тем паче в живописи, а также в истории“. Да были у Вас всегда все наши телефоны: и мои, и Кожинова. Не такой Вы человек, чтобы не иметь их. А если „не считали авторитетом“, зачем тогда (позвонив по телефону) приглашали его читать лекции в Суриковском институте? Зачем, когда технари из города Королёва уговорили Вадима в 1989 году баллотироваться в народные депутаты СССР (а не „в какие-то городские или районные“, как язвительно пишете Вы), подписали предвыборную листовку, гласящую о том, что Кожинов „выдающийся деятель нашей культуры“, „честный человек“, борец за „свободу церкви“ и „свободу совести“ и т. д. Вот кем был он для Вас в те времена, а теперь стал „цензором-комиссаром“ и „яростным норманистом“…» — Полного счастья не бывает. // Литературная газета. — № 32 (5887). — 7—13 августа 2002 г.
Hagemeister, Michael[англ.]. Anti-Semitism, occultism and theories of conspiracy in contemporary Russia : the case of Ilya Glazunov (англ.) // V. Paperni, W. Moskovich (eds.). Anti-Semitism and Philo-Semitism in the Slavic World and Western Europe. — Haifa-Jerusalem, 2004. — P. 235—241.
