|
Лукреция
Лукре́ция (лат. Lucretia; ум. ок. 510-508 гг. до н. э.) — легендарная римская матрона, прославившаяся своей красотой и добродетелью. По сообщению античных историков, царский сын Секст Тарквиний в 510/508 году до н. э. пленился красотой Лукреции и, угрожая оружием, изнасиловал её. Лукреция рассказала обо всём своему мужу и заколола себя на его глазах. Это событие послужило началом бунта, поднятого Луцием Юнием Брутом и привело к свержению царской власти в Риме и к установлению Республики. Именно поэтому на протяжении веков римской истории и в дальнейшем Лукреция была весьма почитаема, представляя архетипный образец женской чистоты и доблести. В литературе и изобразительном искусстве Лукреция является символом доблести, непокоренной тиранией, часто её фигура символизирует Рим (или шире — Родину), а насильник — образ тирана (или врага)[1]. ИсторияЛукреция была дочерью Спурия Лукреция Триципитина и женой Луция Тарквиния Коллатина (чей отец был двоюродным братом царя Тарквиния Гордого). Согласно позднему источнику[2], Брут приходился ей дядей по матери, то есть Лукреций Триципитин был женат на Юнии, сестре Брута и внучке царя Тарквиния Древнего. Отец Лукреции, римский префект, принадлежал к древнему сабинскому роду, связанному с царями (например, жену царя Нумы Помпилия по одной версии тоже звали Лукрецией, то есть они были родней)[3]. Детали истории варьируются в зависимости от источника. Основная канва такова: во время осады Ардеи на пиру у Секста Тарквиния (сына царя Тарквиния Гордого) произошёл спор о достоинствах жен пирующих. Чтобы его разрешить, спорщики вскочили на коней и отправились по очереди в дом каждого. Только жену Коллатина застали за работой — она пряла шерсть у окна, в то время как царские невестки предавались забавам. На следующий вечер Секст вернулся в дом своего родича. Ночью, угрожая женщине оружием, он изнасиловал её под угрозой шантажа.
Лукреция послала гонца к отцу и мужу. Когда они прибыли в сопровождении Луция Юния Брута и Публия Валерия, она рассказала им о произошедшем и покончила с собой. Вытащив нож из мертвого тела Брут (по Титу Ливию) клянется: «Этой чистейшею прежде, до царского преступления, кровью клянусь — и вас, боги, беру в свидетели, — что отныне огнем, мечом, чем только сумею, буду преследовать Луция Тарквиния с его преступной супругой и всем потомством, что не потерплю ни их, ни кого другого на царстве в Риме». Затем Брут передает нож Коллатину, Лукрецию и Валерию, которые повторяют слова клятвы. Тело Лукреции вынесли на улицы, демонстрируя преступление царской власти. Подняв народ в Коллации, восставшие устремляются в Рим. Там они также воодушевляют народ на борьбу, после чего принимается решение об изгнании царя. Первыми консулами республики были избраны Брут и вдовец Коллатин. Но вскорости народ стал тяготиться именем Тарквиния, поскольку тот принадлежал к царскому дому. Дабы не стать жертвой народного раздражения и вняв увещеваниям друзей, Коллатин добровольно отправился в изгнание в Лавиний. Вместо него консулом стал Публий Валерий Публикола. Источники Историю её рассказывают Тит Ливий («История Рима от основания города», кн. I, 57-59)[5] и Дионисий Галикарнасский («Римские древности», кн. IV, LXIV-LXVII)[4] — со ссылкой на несохранившийся текст Фабия, а также другие историки. Каковы были источники Ливия и Дионисия, точно не известно, однако скорей всего, прямо или через посредство Валерия Анциата история Лукреции восходила к Фабию Пиктору и Кальпурнию Пизону[1]. Рассказ Тита Ливия, записанный приблизительно около 25 года до н. э. — самая ранняя полная версия истории; Дионисий опубликовал свой труд около 7 года н. э. Овидий около 8 года н. э. посвящает Лукреции строчки в своих «Фастах» (II. 721—834). Аврелий Виктор (IV век) в книге «О знаменитых людях» (IX) посвятил этой истории краткий раздел, излагающий выжимку истории[6]. Существуют и другие упоминания в античной литературе[7]. Теренций в комедии «Самоистязатель» (269—299) разыгрывает сцену, которая может рассматриваться как пародия на историю Лукреции. Достоверность и архетипичностьЕдинства мнений о подлинности этой истории среди историков Нового времени нет. Одни исследователи видят в ней всего лишь легенду, имевшую отношение к религиозным культам Ардеи и принесенную в Рим только во второй половине IV века до н. э. Есть версия, что это полностью вымышленная история, введенная в III веке до н. э., чтобы прикрыть неприятный для римлян факт, что последний царь был изгнан этруском Порсенной, а не в результате народного восстания. Вероятней всего, героиня может быть вымышленной, однако некое историческое ядро в описании событий, приведших к свержению Тарквиния, имеется[1]. Большое количество романтизированных и поэтических черт в истории выдают её значительную обработку в рамках древнеримского литературного процесса. Возможно, у истории был какой-то театральный источник[1]. Архетипичными чертами истории является, в частности, родство между мужем героини и её насильником (в сказках и мифах мужчины в подобных ситуациях оказываются вообще братьями). На трех погребальных урнах I века до н. э. угадывают этрусскую версию этого сюжета — и в трактовке другого народа Лукреция оказывается соблазненной Тарквинием, а с собой она кончает, когда любовник её бросил. Если женщина была старше Тарквиния, то история могла быть сходна с мифами о Федре, Потифаре, Дидоне и Энее. А поскольку история Лукреции является компонентом изгнания династии Тарквиниев из Рима, это придает ей сходство с рассказами о тиранах-насильниках, которые были распространены в древнегреческой литературе; Тарквиний Гордый воплощает стереотипные черты античного тирана. Плутарх рассказывает несколько историй о греческих женщинах, подвергшихся насилию, которые отомстили своему насильнику (Mul. virt. 20, 22, 24, 26), а у Павсания (VIII. 47. 6) написано о безвестной девушке, которая была изнасилована тираном Орхомена и покончила с собой. У него же (II. 20. 2) рассказывается об аргосском военачальнике Брианте, из-за аналогичного поступка которого поднялось народное восстание. Есть версия, что поэт Акций в несохранившейся трагедии «Брут» (последняя треть II века до н. э.), написав пьесу как перепев «Электры» Еврипида, воспел там самоубийство Лукреции. Возможно, имело место «превращение истории Лукреции из литературного сюжета в псевдоисторический рассказ о падении древней римской монархии», либо «подлинная в основном история Лукреции была обработана на манер греческой трагедии»[1]. Наличие в ней специфически римских деталей было вызвано ритуальной практикой и её осмыслением римскими историками от Акция до Ливия[1]. Уже Авл Геллий во II веке н. э. обратил внимание на то (XVII. 21. 6—7), что свержение династии Тарквиниев в Риме происходило в то же десятилетие, что и свержение тиранов Писистратидов в Афинах (514-8 годы до н. э.), после чего там тоже установилась республика. Поводом к восстанию против сыновей Писистрата, которое подняли Гармодий и Аристогитон, была попытка одного из них — Гиппарха, соблазнить Гармодия — возлюбленного Аристогитона (потом он ещё отстранил его сестру от участия в церемониях, что тоже было оскорбительно). После победы афинской демократии из города был изгнан кузен и тезка Писистратидов — Гиппарх, сын Харма, лишь за то, что его имя ассоциировалось с тираном; аналогичным образом из республиканского Рима был изгнан вдовец Тарквиний Коллатин, кузен и тезка насильника. Этот Гиппарх происходил из дема Колит (Κολλυτός), а родиной Коллатина был город Коллации (Collatia), то есть похожесть обеих историй — не просто совпадение. «Очевидно, что римская история была сконструирована по афинской модели, в сюжете которой уже имелось готовое место для Лукреции (обиженные Гармодий и его сестра)»[1]. Другие детали и сюжеты многих рассказов о царствовании Тарквиниев брались римскими анналистами у Геродота — из рассказов о полководце Зопира при захвате Дарием Вавилона, совете тирана Милета Фрасибула коринфскому тирану Периандру и проч.[1] .jpg) Обращают внимание на сходство между рассказом о проверке Лукреции и описанной у Геродота историей о Кандавле, который решил похвастаться своей обнаженной женой перед Гигесом. Идея «состязания жен» — эллинистическая по духу и неоднократно встречалась в греческой литературе; а примерное поведение Лукреции (прядение шерсти) явно соответствует политике императора Августа[8][9], во время которого был опубликован текст Тита Ливия. Разные записанные версии истории могут зависеть от того, что при подготовке и после издания законов Августа обсуждалась проблема соотношения в римском праве прелюбодеяния (adulterium) и насилия (raptus) и, соответственно, наказания — история Лукреции могла использоваться как иллюстрация. «Содержание истории у Ливия показывает, что как в обществе, так и в праве различалось отношение к женщине, обесчещенной силой (per vim stuprum, raptus), и той, которая добровольно позволила вовлечь себя в бесчестие (stuprum)»[1]. _family_tree_by_shakko.jpg) Существует теория, что в легенде можно вычленить следы обряда по смене царя в Древнем Риме. Скачки молодых людей для проверки женщин, по Овидию, приходились на 24 февраля — день, когда по римскому календарю справлялся праздник Регифугия, связанный с ежегодным обновлением царской власти, конные скачки издавна были центральным ритуалом этого праздника. «К главным участникам состязания следует отнести царских сыновей, Тита, Аррунта и Секста, царских племянников — Тарквиния Коллатина и Юния Брута и, вероятно, Валерия Попликолу, степень родства которого с Тарквиниями неизвестна. Результатом состязания, как известно, стало изгнание царских сыновей и учреждение республики, первыми консулами которой были Коллатин, Брут, а затем и Валерий. Это позволяет предположить, что конные скачки возглавлялись двумя триадами знатных юношей и победившее трио получило власть в Риме». По мнению историков, анализ легенды с этой точки зрения показывает, что победителем скачки стал Коллатин, а Секст Тарквиний попытался узурпировать его победу. Лукреция в этом ритуале, очевидно, играла роль жены «священного царя» (regina), тем более, что по матери она была потомком той же царской династии. Изнасилование могло произойти в тот день, когда Лукреция ожидала Священного Брака с царем — и именно нарушение обряда привело к преемственности царской власти в Риме[1][10]. Поскольку у Лукреции не было детей, это подтверждает версию, что супруги были молодоженами, или даже их брак ещё не был консуммирован — то есть Тарквиний поспешил занять место Священного царя, украсть чужую невесту[3]. Клятва родственников над мертвым телом Лукреции позволяет интерпретировать её смерть как жертвоприношение, связанное с обновлением царских полномочий. Фигуры Брута и Валерия являются чужеродными в этой истории соперничества двух «братьев» из-за женщины, это подтверждает быстрая смерть Брута после победы: «с точки зрения литературного сюжета его фигура совершенно не была необходимой в этой истории». Однако рост популярности Брута как исторической личности в последующие века вытеснил персонажа-вдовца, другого царского племянника. Возможно, этот Брут вообще является фиктивной фигурой, введенной позже для возвышения его «потомков»; его возвышение в памяти началось примерно в конце IV века до н. э.[1] ИскусствоСвятой Августин использует фигуру Лукреции в своем труде «О граде Божьем» (ок. 426 г. н. э.) для оправдания изнасилованных христианок, которые не покончили с собой. История Лукреции была популярной морализаторской «сказкой» в позднем средневековье. Данте помещает Лукрецию в лимбе, предназначенном для римлян и других «добродетельных язычников» («Ад», IV) . Кристина Пизанская использовала её образ так же, как Августин. Чосер пишет о ней в The Legend of Good Women, Джон Гауэр в Confessio Amantis (Книга VII). Шекспир посвятил этой истории целую поэму (которая считается слабой), и упоминает Лукрецию в нескольких пьесах. Комедия Макиавелли «La Mandragola» основана на истории Лукреции. Изображения Лукреции и сюжеты, связанные с ней, — излюбленная тема ренессансной живописи. В музыке (кантата Г. Ф. Генделя, оперы Б. Бриттена и О. Респиги). Произведения
См. также
Примечания
Библиография
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
.jpg)
