С 1975 года в журнале «Спектейтор» (англ.«The Spectator») — в параллель еженедельно публиковавшимся там же заметкам «Светская жизнь» и «Жизнь в деревне» — вёл рубрику «Жизнь на дне» (англ.«Low life»). Колонку Бернарда прозвали «запиской самоубийцы с еженедельной отсрочкой»[1]. Он описывал свои ощущения и мысли, ежедневно напиваясь за стойкой бара в Сохо. Джеффри Бернард — стал легендой, а паб «Карета и лошади» (англ.«The Coach & The Horses») меккой выпивох со всей Англии.
Когда однажды в 1989 годуКейт Уотерхаус в «Граучо-клубе» объявил, что собирается на основе моих колонок в «Спектейторе» писать пьесу под названием «Джеффри Бернард нездоров», — это соответствовало моим опасениям, что он рехнулся вконец. Оказалось, напротив — пришёл в сознание. Пьеса, большей частью о моём пьянстве, парадоксальным образом само пьянство выставила вещью малозначимой, в сравнении тем чувством уважения к себе, которое посещало меня на школьном поле для игры в крикет или позже в дамской уборной [2].
«Представьте себе, что Веничка Ерофеев описывал бы не алкогольные подвиги на троих в пригородных электричках на маршруте Москва-Петушки, а возлияния за стойкой одной и той же пивной на протяжении последних двух десятков лет»[3].
«…Но есть одно „но“: Веничка (не писатель, а его герой), вызывает не только симпатию, но и искреннее сочувствие, даже жалость. Джеффри Бернард… всегда был против и сочувствия, и жалости. И в этом его победном отказе есть несокрушимая уверенность в том, что чертополох всегда прорастёт сквозь асфальт, верность выбранному пути и невероятное мужество перед лицом, чего греха таить, абсолютно враждебного всему истинно живому, антигуманного, жестокого мира. Этим нельзя не восторгаться…»[4]
Меня произвёл на свет художник декораций, потомок импресарио и актрисы. Мать моя — певица оперы, которая родилась у цыганки от странствующего мясника. Мой отец оформлял интерьеры «Lyons Corner Houses», а его сын мыл там посуду [5].
Джеффри был сыном успешного дизайнера интерьеров и архитектора эдвардианскогостиля Оливера Перси Бернарда (англ.Oliver Percy Bernard, 1881—1939) и (Эдит) Доры Ходжес, — оперный певицы, выступавшей на сцене под именем Федора Розелли (англ.Fedora Roselli, née (Edith) Dora Hodges, 1896—1950)[6].
Детство провёл в фешенебельном коттеджном районе Хэмпстед. При рождении его нарекли «Джерри», но в раннем возрасте он стал именоваться «Джеффри». У Джеффа было две сёстры (Салли, окажется психически больной и будет чем-то вроде его «скелета в шкафу»[5]) и два знаменитых старших брата: Оливер (англ.Oliver Bernard, р.1925) — поэт, переводчик Рембо, и Брюс Бонус (англ.Bruce Bonus Bernard, 1928—2000), искусствовед и фотограф[7][8].
Отец, Оливер Бернард-старший скоропостижно скончался от перитонита, когда Джеффри было 7 лет, оставив большие долги. Тем не менее, матери удалось пристроить всех троих сыновей в самые престижные школы.
Джеффри отучился два года в Пенборнском морском колледже, — сразу попав в компанию любителей глотнуть черри-бренди и пыхнуть голд флейк[англ.][5]. Руководство колледжа объявило его «психологически непригодными для школьной общественной жизни», — и мальчик вынужден был покинуть заведение.
В 1978-м Бернард напишет пародийный авто-некролог:
Он родился в 1932 году — вероятно, по ошибке — покрытый экземой с головы до ног. Первое что он сделал — помочился в постели, — и так до 15-и. Слабенький, тонкокожий и гиперчувствительный мальчик, в школе он почти ни с кем не дружил. Он любил забиться в самый дальний угол класса и играл там сам с собой незаметно. Его ранняя одержимость сексом мешает получать сколько-нибудь приличные отметки. Ко времени окончания школы он делается заядлым курильщиком и навязчивым писателем фанатских писем Веронике Лейк.
В 1946 году он совершает свой первый выход в Сохо и с того момента перестаёт мечтать о большем. Именно здесь, в кафе и пабах Дин-стрит и Олд-Комптон-стрит, он должен взлелеять свою замечательную праздность, зависть и жалость к себе. И в то же самое время примерно мы стали понимать, что Джеффри совсем не создан для службы офицером военного флота, о чём так мечтала его мать...[5].
В «волшебный мир» Сохо Джеффри был введён братом Брюсом, учащимся Школы искусств Св. Мартина. Очутившись в своей стихии, он сразу же, отмечают его биографы, зарекомендовал себя как заправский бездельник.
Был городским землекопом, посудомойщиком, актёром (у Джоан Литтлвуд), рабочим сцены, киномонтажёром, боксировал на ярмарках, спускался в угольные шахты, и — самое ужасное в этой карьере — служба за барной стойкой, приведшая к панкреатиту, и как следствие сахарному диабету, что и явится причиной его хронических болезней[5].
Джеффри Бернард презирал суету и беготню, когда дело касалось его самого, но обожал наблюдать за всем движущимся вокруг себя[3].
Начинал свою литературную карьеру как репортёр со скачек.
, — прокомментирует он позже эту эпоху своей жизни.
И когда позже врач спросит его, прочему же он так много пьёт, Джеффри ответит:
Чтобы не бегать трусцой.
Ипподромные репортажи Джеффри Бернарда написаны были от лица совершенного неудачника, — тогда была найдена «литературная маска», сделавшая знаменитым стиль его колонок в «Наблюдателе».
Скаканию на лошадях сам он всегда предпочитал — «фигурное катание»: а именно перенос языком во рту кубиков льда из стакана с коктейлем. Эти гимнастические упражнения начинались с девяти утра; называлось это «завести мотор» (сердце). Заводить его становилось всё труднее. Как и всё остальное: почки, печень, поджелудочную железу.
Значение
«Нельзя сказать, что Джеффри Бернард проповедовал пьянство как таковое. Скорее с помощью алкоголя он делал то, от чего многие из нас инстинктивно шарахаются — рывок к неведомой свободе из диктатуры обстоятельств, уготованных для тебя кем-то другим.
Его ситуация очень похожа на нашу. В его время Англия пела гимны успеху и процветанию, оды западным ценностям — вкусно поесть, стильно одеться, заработать побольше денег. Джеффри ненавидел всё это. На фоне этих гимнов он высвистывал свой изощрённый мотивчик деградирующего день за днём неудачника. (…)
И хотя он кончил дни со стаканом в кулаке и в инвалидном кресле, своё гражданское призвание — превратить пивную в свой дом и подмосток личных драм — он исполнил[10]».
«Джеффри Бернард был мрачным остроумцем, последовательным лузером, проповедовавшим истину „невезучие спасут мир“… (…) Он был категорически против культа успеха — как и против любого другого культа. Он последовательно сопротивлялся любой навязываемой человеку — то есть ему, Джеффри Бернарду — идеологии… Он был сам себе хозяином. И при этом в его поведении и жизни не было ни грана позы. Он ведь не выбирал судьбу лузера намеренно, чтобы показать всему миру, „как надо жить“ — нет, он просто так жил, потому что не умел иначе»[4].
«Характер его представлял собой оборотную сторону все того же английского темперамента — фатализм плюс инстинктивная склонность принимать удары судьбы с отрешённостью человека, твёрдо верящего (как верил и его легендарный собутыльник Фрэнсис Бэкон), что перед смертью все равны. (…) Кроме слов о том, как он постепенно скатывается на дно жизни, у него просто больше ничего не было. И слова эти звучали на протяжении двадцати с лишним лет чуть ли не как религиозная проповедь стоицизма в назидание и утешение тем, кто изнуряет себя мыслями о собственном светлом будущем. (…)
Но важней, пожалуй, даже не то, что и как он говорил, а сам его облик, его интеллектуальная поза, его интонация, взгляд — именно они были заразительными, именно они до сих пор заставляют его почитателей иногда задумываться на мгновенье посреди разговора и спрашивать себя: „А что по этому поводу сказал бы Джеффри?“»[3]
Семья
До пятидесяти лет был весьма красив и обаятелен, равно как с мужской, так и женской точек зрения, — и соблазнял последних невинностью манер блейкового«заблудившегося мальчика»[англ.], — на сей счёт у Бернарда была своя теория[11].
По слухам, имел многочисленные романы.
Четыре раза был женат официально — но всегда, шутил, только «наполовину»: «женщиной на стороне» оказывался алкоголь.
Первой законной супругой была Мэри Патрисия (Анна) Грис (англ.Mary Patricia (Anna) Grice), она занималась исследованиями рынка. Они поженились 18 сентября1951, но довольно скоро расстались, она умерла в 1959 году.
13 ноября того же года Бернард женился на актрисе Жаклин Шиле (Джеки) Эллис (англ.Jacqueline Sheelagh (Jacki) Ellis, р.1934), — они развелись в 1964 году.
Третьей женой Бернарда была швея и портниха Джиллиан Дороти (Джилл) Стэнли (англ.Gillian Dorothy (Jill) Stanley, р.1943), — они поженились 23 августа1966 года и развелись в 1973-ем.
Последний раз Бернард сочетался браком 15 мая1978 год со Сью Эшли (Сью Глюк впоследствии, англ.Sue Ashley, later Sue Gluck, р.1948), она была рекламный работник, — расстались в 1981-м[12].
От третьего брака осталась любимая дочь, фотографии которой всегда сопровождали его в скитаниях с квартиры на квартиру[11].
Болезнь
Беспутный образ жизни неизбежно брал своё, в последние годы жизни он не вылезал из больниц.
Панкреатит (который диагностировали ещё 1965-м, — и уже тогда врачи давали ему всего несколько лет жизни[13]) перешёл в диабет. Джеффри госпитализировался для детоксикации.
По рассказам очевидцев, лечащий врач водил к его кровати группы студентов: «Вот человек, который ежедневно закупоривает свои сосуды тремя пачками сигарет, а потом откупоривает их снова бутылкой водки».
В итоге правая нога была ампутирована ниже колена, дни свои он заканчивал в инвалидном кресле:
Теперь меньше приходится падать с лестниц, — а падение с инвалидного кресла для жизни не столь опасно .
Смерть
«Джеффри Бернарду нездоровилось недолго…»[13], — начинался один из некрологов.
Свои последние недели перед смертью он сравнивал с замедленной съёмкой расстрела, когда наблюдаешь приближение пули как полёт шмеля[3].
И в то время как три миллиарда зрителей готовились прильнуть к голубым экранам и пролить слезу на последнем шоу «королевы людских сердец», — в нескольких лондонских барах тысячи людей напивались за упокой души и скорбили именно о Джеффри Бернарде:
«В питейных заведениях тем вечером можно было увидеть и заплаканные лица — в слезах по тому, кто ушёл из жизни, ушёл из Сохо, для кого Сохо и было жизнью. В пабе „Карета и лошади“ на Greek Street никто не говорил о принцессе Диане…»[3].
«Все нечестивцы Сохо были на похоронах»[12] (Уотерхаус).
Афоризмы
Водка — единственный способ обрести трезвость ума.
Говорят: «Вы разбили мне сердце», — но чаще всего имеют в виду гениталии.
Девиз молодёжи: люблю тебя всем сексом! О сердце вспоминают только при инфаркте.
От СПИДа защититься очень просто: бутылка водки в день — гарантия отсутствия секса в жизни.
Вчера, проснувшись, обнаружил, что у меня эрекция. Я был настолько потрясён, что решил сфотографировать это невероятное событие. Жизнь после смерти!
Всё прекрасное в жизни — от водки и курения до любви — вредно для здоровья; а всё полезное для здоровья, скорее всего вредно для души.
Юл Бриннер — одна из самых больших свиней, на которых я наткнулся в мире шоу-бизнеса.
«Я лишь однажды перекинулся с ним парой реплик за стойкой бара: разговор шёл о бесконечной перемене адресов (письма приходили Джеффри на адрес паба „Карета и лошади“), — рассказывает Зиновий Зиник. — Я упомянул, что живу в том районе Лондона, где он родился — в Хэмпстеде, и спросил, где он живёт в последнее время.
В конце пути
, — ответил Джеффри и заказал ещё одну водку с тоником»[3].
Анекдоты
Во всём, что касалось добычи спиртного, Джеффри Бернард отличался необыкновенной изобретательностью. Когда одно время он жил за городом у друзей (своего дома у него никогда не было), километрах в десяти от ближайшей распивочной, он, никогда не водивший машину, каждый день отправлял самому себе письмо: эпистолу на машине доставлял по адресу почтальон, который на обратном пути и подвозил Джеффри до бара. Назавтра повторялось то же самое[3].
Факты
Пил вовсе не виски, как можно было предположить, а исключительно водку с тоником…
«Сколько народу толпилось до него в замызганном зале паба „Карета и лошади“, где обои (сопливо-желтые, клеёнчатые, с рельефом — точь-в-точь из вагона сталинского метро) и колченогая обшарпанная мебель принципиально и демонстративно не менялись с пятидесятых годов. Но лишь Джеффри Бернард умудрился превратить эту пивную в свой дом и подмостки личных драм. Сотни людей переругивались с владельцем паба Норманом (англ.Norman Balon), благодушным верзилой[15]; но лишь Джеффри Бернард сумел создать из него легендарного грубияна — комическое воплощение бездушия и стяжательства. Застенчивый в жизни, Норман в конце концов стал подражать — не слишком успешно — собственному двойнику из колонки Джеффри Бернарда и даже добавил к названию паба табличку „У Нормана“»[3].
Карикатурист «Спектейтора» Майкл Хит создал цикл зарисовок, о пьяных подвигах и скандальных происшествиях, связанных с именем Джеффри Бернарда. Оригиналы этой комической саги ввывешаны на стенах паба «Карета и лошади».
Я один из немногих, кто живёт, что называется, «на дне»[16]
, — этим высказыванием (почти незаметно, за счёт снижения уровня громкости)[17] начинается композиция «This Time Of Night» (1985) популярной британской группы «New Order», — на одном из лучших, по мнению критики и слушателей, её альбомов: «Low-Life» (название колонки Бернарада в «Спектейторе»).
Предположительно, звучание фразы Бернарда было снижено до почти неразличимого, когда Джеффри, ненавидящий любую «попсу», «шоу-бизнес», и «успех» любого рода, пригрозил подать в суд.
Balon, Norman; Bright, Spencer. You’re Barred, You Bastards: The Memoirs of a Soho Publican. Lnd.: Sidgwick & Jackson, 1991. — 254 p. — ISBN 0-283-99762-1 — воспоминания бармена «Кареты и лошадей»
↑Популярный напиток британских морских офицеров (более низкие чины пьют ром) — мягкий джин «Плимут» с горькой настойкой (венесуэльским биттером «Ангостура»).
