История иудаизмаИудаизм зародился у еврейского народа во 2-м тысячелетии до н. э.[1] В общих чертах иудаизм в качестве монотеистической религии Яхве сложился у древних евреев в 1-м тысячелетии до н. э. На ранней стадии своего развития еврейская мифология представляла собой переработку западносемитской мифологии в направлении развития монотеизма[2]. В различные периоды истории еврейская мифология испытывала влияние египетской, шумеро-аккадской и особенно иранской, в частности, зороастрийской, мифологий, позднее — гностического мистицизма[2]. ИсточникиНесмотря на заметные успехи библейской археологии, Танах (Ветхий Завет) является практически единственным источником сведений о древнейшей истории израильтян. Первой личностью, упоминаемой в Танахе, о которой имеется независимое письменное свидетельство, является Ахав, царь Израиля; о нём говорится в одном ассирийском письме, датированном 853 годом до н. э.[3] В то же время в двух небиблейских источниках (Стела царя Меша и Стела из Тель-Дана) упоминается о династии царя Давида (бейт Давид), который по реконструированной на основе текста Танаха хронологии должен был жить за 100—150 лет до времени создания этих письменных текстов в камне. На Стеле Меша говорится о войнах Меша с царём Омри, отцом Ахава. Центральным циклом источников ранней еврейской религии являются тексты Танаха (Ветхого Завета), сформировавшиеся в период от XIII—XII до II веков до н. э. и вобравшие в себя тексты самого разного характера, в том числе и фольклорного происхождения: мифы, древние народные предания, фрагменты хроник, исторические документы, законодательные памятники, ритуальные предписания, победные, свадебные и другие ритуальные песнопения, сочинения религиозно-философского характера и др., собранные и обработанные компиляторами[2]. По причине жанровой неоднородности библейской литературы соотношение исторических фактов и мифологизирующего изложения может быть различным — от хроникальности книг Царств до легенд о праотцах человечества. Однако даже в преданиях об Аврааме и его потомках имеются исторические элементы, в том числе родового и семейного быта[2]. Книга Бытия содержит такие традиционно-мифологические темы, как сотворение мира и человека), утрата первоначального рая, потоп и др., а также предания о начале истории еврейского народа. Книга Псалмов и книга Иова, помимо прочего, в своей метафорике фиксируют некоторые вытесненные мифологические мотивы[2]. Фаза развития религии, связанная с переходом от Античности к Средневековью, отражена в текстах апокрифической апокалиптики, Аггады и предкаббалистической мистики. Апокалиптика акцентирует эсхатологическую тему (Апокалипсис Баруха и Четвёртая книга Ездры), в ряде случаев даёт подробные сведения по мистической космологии, разрабатывает учение о Мессии (книга Еноха). Аггада развивает библейские сюжеты относительно свободно вымышленными назидательными или занимательными подробностями. Она отражена в мидрашах и таргумах, отчасти в Талмуде. Важнейшим источником по средневековой мистической традиции, представленной в учении каббалы, является литературный памятник «Зоар»[2]. Данные археологии позволяют сопоставить библейский рассказ с произведениями древней ближневосточной мифологии[4]. ПроисхождениеМногие учёные являются сторонниками документальной гипотезы, которая утверждает, что Тора (Пятикнижие) приобрела современную форму путём объединения нескольких первоначально независимых литературных источников, а не написана полностью Моисеем[5][6][7]. Многие полагают, что в период Первого Храма люди Израиля верили, что у каждого народа существует свой бог, но их Бог является самым главным, то есть придерживались генотеизма и монолатрии[8][9]. Проводились параллели с зороастризмом, в том числе предполагался дуализм Яхве и Сатаны[10][11][12]. Некоторые утверждают, что реакцией на дуализм было, напротив, развитие строгого монотеизма во время Вавилонского пленения. В текстах Танах после Вавилонского плена и строительства Второго Храма стали появляться упоминания о причастности сатаны к грехопадению, чего не наблюдалось в более ранних источниках[13]. По этой гипотезе только в эллинистический период большинство иудеев начали верить, что их Бог — единственный, и что их народ сплачивает единая религия[14]. Джон Дей[англ.] полагает, что библейские Эль, Баал и др., возможно, имеют корни в ранней ханаанитской религии, включавшей пантеон богов, подобный греческому[15]. Тем не менее теологи и богословы как более раннего времени, так и XXI века не оставляют попыток доказать, что монотеизм имел место в иудейских верованиях всегда[16][17][18]. Связь с ритуаломВ Ветхом Завете заметны следы взаимодействия обрядности и мифологии. По мнению ряда библеистов, особенно Ю. Велльгаузена, многие повествовательные сюжеты Библии первоначально представляли собой обоснование каких-либо древних обрядовых действий. Так, рассказ о жертвоприношении Авраамом своего сына Исаака, которое в последний момент было отменено Богом (Быт. 22:1—18), не может рассматриваться как реминисценция действительно существовавшего института человеческих жертвоприношений, а является мифологическим обоснованием ритуала посвящения божеству «первородных» сыновей, что было в свою очередь символической трансформации ещё более древнего ритуала инициации мальчиков. Связь обряд — миф отразилась также в обычае обрезания мальчиков. В книге Бытия введение этого древнего обычая, происхождение которого было забыто, объяснено прямым повелением Бога Аврааму (Быт. 17:10, 11 и др.) и представлено как знак заключения народом завета (договора) с Яхве. Этот обычай стал своего рода этноразличительным признаком. Мифологическое обоснование получил в Библии также древний скотоводческий обычай вкушения весной мяса ягнёнка. Его установление связано с рассказом об освобождении евреев от египетского рабства (Исх. 12:3—28). Рассказ о законодательстве Моисея, его встречах с Богом на горе Синай (Исх. 3 и др.) представляет собой мифологическое истолкование и кодификацию древних и более поздних обрядовых предписаний и запретов, которым следовали еврейские племена частью ещё в кочевой период, частью в ханаанскую эпоху[19]. ПериодизацияИстория иудаизма делится на следующие большие периоды развития:
Также проводится периодизация по духовным лидерам:
Развитие иудаизмаСовременный иудаизм восходит к яхвизму, поклонению богу Яхве, более ранней форме иудаизма, религиозному культу Древнего Израиля и Иудеи, существовавшему около VI—V веков до н. э.[21] Со времён формирования Талмуда и до современности иудейские богословы пытаются доказать, что монотеизм всегда был присущ иудаизму. Однако уже из анализа еврейской Библии, Танаха, следует, что формирование культа единого Бога началось не ранее XI–X веков до н. э., то есть периода формирования единого еврейского государства, и продолжалось в течение длительного времени, полностью завершившись в III–II веках до н. э. В более же ранний период еврейский народ, подобно родственным ему другим семитским племенам, практиковал одну из форм политеизма, поклоняясь многим богам и духам. Особую роль в развитии монотеистического учения сыграло жречество Иерусалимского храма. При царе Соломоне происходит централизация культа. Храм остался единственным местом поклонения, жертвоприношений, Богу. Эти процессы привели к постепенному выделению образа Яхве, первоначально бога племени Иуды, вначале в качестве главного, а затем и единственного бога всех племён («колен») израилевых[22]. Значительная часть сказаний Пятикнижия, относится к протоеврейским мифам. Даже став частью Торы, они продолжали оказывать влияние на формирование народных легенд, хотя этиологические элементы мифов были вытеснены в процессе развития нормативного иудаизма[4]. В ранний период в условиях кочевого быта Яхве воспринимался как племенной бог, идущий перед людьми племени в их странствиях и ведущий их войны. В эпоху Израильского царства культ Яхве локализуется в Иерусалиме, где для него строится Храм (X век до н. э.). В условиях, когда единое Израильское царство распадается (около 932—928 годов до н. э.), и позднее возрастает угроза со стороны Ассирии, а затем Нововавилонского царства, важнейшим фактом религиозной жизни становится пророческое движение. Пророки требовали отказа от языческих культовых традиций и почитания каких-либо богов, кроме Яхве[2]. В период Вавилонского пленения (597—539 года до н. э.), когда значительная часть еврейского населения Иудейского царства насильственно была переселена в Вавилонию, а Иерусалим и Храм разрушены, учение пророков становится наиболее последовательным. Катастрофа объясняется как кара, наложенная Яхве за неверность ему. Однако учение содержит и обещание тем большей награды в будущем, если верность будет проявлена. Государство, которое евреи стремятся возродить, мыслится как теократическое, а царь из рода Давида — как Мессия. Общая для всех деспотий Востока мифологизация царской власти трансформируется в теологию Царства Божьего. Вавилонский плен и последующее включение Палестины в состав персидской державы Ахеменидов (VI—V века до н. э.) сопровождается воздействием зороастризма, который в своей этике и в мессианских мотивах был сходен с библейской верой, в том числе зороастрийской мифологии — вероятно, в представлениях об ангелах и др.[2] Последующее развитие иудаизма происходит в условиях вхождения Палестины (с IV века до н. э.) в число земель эллинской цивилизации, сопровождавшегося отказом части еврейского общества от иудейских обычаев и принятием греческих культурных норм, и включения Иудеи в состав Римской империи (с 63 года до н. э.). В еврейской мифологии возникают мотивы мученичества, требующего награды по воскресении мертвых, присутствующие уже в книге Даниила. Ессеи, к которым принадлежала Кумранская община, в безбрачии, аскезе и пустынножительстве искали духовную подготовку к близкой эсхатологической схватке мировых сил добра и зла. В результате неудачных попыток восстания против Римской империи в Первую Иудейскую войну Иерусалим и Второй храм (70 год) были разрушены. Еврейская диаспора, рассеянная по Римской и Сасанидской империям, прежде всего общины в Александрии, Риме и Месопотамии, лишилась объединяющего центра[2]. В послебиблейскую эпоху развитие еврейской мифологии происходило в трёх средах: в раввинистической учёности Талмуда и мидрашей, в полуортодоксальной и внеортодоксальной мистической среде и в народных поверьях. На периферии, вне рамок собственно религии иудаизма, еврейская мифология частично утрачивает свою специфику и сближается с традиционными мифологиями[2]. Еврейская мистическая традиция испытала влияние иранской и особенно гностической мифологии, а также греческой идеалистической философии (пифагореизма, платонизма и неоплатонизма) и внеконфессионального «тайноведения» (астрологии, алхимии, физиогномики, наукообразной магии) и находилась в тесной связи с апокалиптикой. Она воспринималась негативно сторонниками ортодоксии, но определяла представления, фольклорные мотивы, бытовые поверья, философскую мысль носителей еврейской традиции, возрождаясь в каббале и близких к ней направлениях[2]. Концепция широких устных контактов еврейской и греко-римской мифологий в эллинистическую и талмудическую эпохи является основой сравнительного подхода к изучению легенд, сохранившихся в апокрифах, псевдоэпиграфах, Талмуде и Мидраше[4]. МессияПослебиблейские образы Мессии (Машиаха) и мессианского времени повлияли на исламские представления о Махди, сокрытом имаме шиитов и др. В Средние века, как и во времена Вавилонского пленения, понятие «изгнания» (галута), преодолеваемого в эсхатологической перспективе, становится центральной религиозно-мировоззренческой категорией. С талмудических времён циркулировали слухи о локализуемой в различных местах праведной стране, где на берегах реки Самбатион в независимости и древней чистоте веры и обычая живут потомки потерянных колен Израилевых. Эта страна предвосхищала мессианское время. Мифологизации подвергаются образы Земли Израильской и Иерусалима, становящиеся земными эквивалентами и соответствиями горнего мира славы[2]. ЭсхатологияВ ветхозаветный период еврейская мифология почти не проявляла интереса к индивидуальной эсхатологии. Загробная участь представлялась как полунебытие в шеоле, без радостей и острых мучений (ср. Аид у Гомера), в окончательной отлучённости от Бога (Пс. 6, 6; 87/88, 11 и др.). В эллинистическую эпоху возникает представление, ещё долго вызывавшее споры иудейских теологов, о воскрешении мёртвых и суде над ними, в результате которого праведные будут приняты в царство Мессии, а грешные отвергнуты. Здесь, однако, речь шла не о рае или аде для отрешённой от тела души, а о преображении всего мира, блаженстве или погибели для души, воссоединившейся с телом. Впоследствии, под влиянием христианства и ислама внимание переносится на немедленную посмертную участь души, отходящей или к престолу Бога, или в ад, хотя представление о страшном суде в конце времён остаётся. Детализация системы наказаний в аду, совершенно чуждая Библии и слабо разработанная в талмудическо-мидрашистской литературе, была в полной мере развёрнута только в конце Средневековья («Розга наставления»)[2]. Р. Зейнер, исследователь восточных религий, писал о прямом влиянии зороастризма на еврейские эсхатологические мифы, особенно на концепцию воскрешения мёртвых с наградой для праведников и наказанием для грешников. По мнению Джозефа Кэмпбелла, из зороастризма заимствована еврейская идея линейной истории. Согласно зороастризму, нынешний мир испорчен и должен быть улучшен действиями человека[23]. Мирча Элиаде отмечал, что еврейская мифология рассматривает исторические события как эпизоды непрерывного Божественного откровения[24]. Причём эти события не являются повторением друг друга. Каждое из них представляет собой новое деяние Бога[25]. Элиаде считал, что евреи имели концепцию линейного времени ещё до их контакта с зороастризмом, но соглашался с Зейнером, что зороастризм повлиял на еврейскую эсхатологию. Согласно Элиаде, заимствованные элементы включают этический дуализм, миф о Мессии и «оптимистическую эсхатологию, провозглашающую конечный триумф добра»[24]. См. такжеПримечания
Литература
|