Явление Христа Марии Магдалине после воскресения
«Явле́ние Христа́ Мари́и Магдали́не по́сле воскресе́ния» — картина русского художника Александра Иванова (1806—1858), оконченная в 1835 году. Хранится в Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге (инв. Ж-5263). Размер — 242 × 321 см[1][2][3]. Полотно, на котором изображены Мария Магдалина и Иисус Христос, представляет собой двухфигурную композицию, написанную в натуральную величину. На нём представлен момент из евангельского сюжета, когда Мария Магдалина узнаёт воскресшего Христа, но тот останавливает её порыв, говоря ей: «Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему»[4][5]. Работа над эскизами и этюдами была начата в 1833 году[6]. Над большим полотном Иванов работал в 1834—1835 годах в своей мастерской в Риме[7]. Когда картина была закончена, она с успехом экспонировалась сначала в Риме, а затем, в середине 1836 года, в Санкт-Петербурге. За неё Императорская Академия художеств присвоила Иванову звание академика. Успех этой картины позволил художнику продлить срок его пребывания в Италии, и она послужила важным подготовительным этапом на пути к созданию главного произведения его жизни — полотна «Явление Христа народу», над которым Иванов работал в 1837—1857 годах[8][9]. Художник и критик Александр Бенуа писал, что картина «Явление Христа Магдалине» действительно показала всё «умение [Иванова] в наготе и драпировках». При этом, по словам Бенуа, в образе Магдалины можно увидеть «нечто такое, что показывает, до какого понимания трагического дошёл уже в то время Иванов, каким он стал сердцеведом, как глубоко мог перечувствовать до слёз умилительный рассказ Евангелия»[10]. Искусствовед Михаил Алпатов отмечал, что полотно является «типичным произведением академического классицизма», однако при этом художнику удалось добиться «такого величия, какого не знали академисты»[11]: в обеих фигурах, изображённых Ивановым, «заключено столь величавое достоинство, которое скорее свойственно героям классической трагедии, чем персонажам евангельской легенды»[12]. ИсторияПредшествующие события и работа над картинойВ качестве пенсионера Общества поощрения художников (ОПХ) Александр Иванов в 1830 году уехал в Италию, с 1831 года жил и работал в Риме. Известно, что в 1833 году у него уже появилась идея создания монументального многофигурного полотна на тему «Явления Мессии народу» — об этой идее он сообщал в своём письме в Общество поощрения художников. Тем не менее сначала художник решил попробовать написать более простую, двухфигурную композицию, и в начале 1834 года он приступил к работе над картиной «Явление Христа Марии Магдалине», которая тем самым послужила важным подготовительным этапом на пути к созданию будущего полотна «Явление Христа народу»[8][13][14]. В письме к графу Василию Мусину-Пушкину-Брюсу от 28 февраля 1834 года Иванов сообщал: «Не испытав себя никогда в производстве большего, я предпринял теперь написать картину в двух фигурах, в естественную величину, представляющую „Иисуса в вертограде“, которая уже и подмалёвана»[15][16]. Весной и летом 1834 года[17] Александр Иванов, «желая изучить все школы живописи итальянской»[18][19], совершил поездку на север Италии. Он побывал в Венеции и Милане, посетил Болонью, Феррару, Падую, Виченцу, Верону, Бергамо, Брешию и другие города[17]. Во время поездки художник внимательно изучал произведения старых венецианских мастеров, в особенности работы Тициана. В рисунках этого периода Иванов «уделяет особое внимание разработке пластики ниспадающих драпировок, добиваясь впечатления их весомости и переливов ткани»[20]. Впоследствии художник отмечал: «Внимательное рассматривание школы Венецианской, а особливо копирование Тициана, много мне помогло к окончанию помянутой картины „Иисуса, открывающегося перед Магдалиною“»[19]. Помимо подготовки к написанию «Явления Мессии», картина «Явление Христа Марии Магдалине» должна была стать отчётной работой для Общества поощрения художников, на средства которого Иванов был послан в Италию[7], а также, как надеялся художник, помочь в получении разрешения на его поездку в Палестину[21][22]. В письме в комитет ОПХ, датированном 27 ноября 1834 года, Иванов сообщал, что он всё ещё работает над картиной «Иисус, открывающийся Магдалине по воскресении», «вышиною три аршина с половиной, длиною пять»[18], и просил о продолжении своего пенсиона: «Но, побуждаемый живою ревностью доказать почтеннейшему Обществу мои силы, и оправдаться перед ним — самим делом, я бы молил его неотступно о продлении мне пенсиона, обещаясь в непродолжительном времени послать картину мою: „Иисус, открывающийся Магдалине“»[23]. После создания: в ИталииКартина «Явление Христа Марии Магдалине» была закончена в декабре 1835 года и выставлена в мастерской художника. Одним из посетителей был писатель Алексей Тимофеев, который так отозвался о картине: «„Явление Спасителя, по воскресении, Марии Магдалине в вертограде“ — сюжет, над которым трудились многие живописцы; но что в этой картине особенно хорошего — положение Спасителя. Это — Бог! Величие, кротость, уверенность, благость, святость, могущество. Картина эта прекрасна!»[24][4]. В мастерской Иванова побывали и другие художники. В частности, датский художник и скульптор Бертель Торвальдсен чрезвычайно высоко отозвался о картине и мастерстве её автора. В письме к своему отцу, художнику Андрею Иванову, Александр Иванов рассказывал: «На мою картину смотрели более художники: Торвальдсен в особенности объявил всем своё о ней довольство. Это лестно! Заслужить похвалу Торвальдсена не легко. Купить её нельзя ни деньгами, ни подлостью»[25][14]. Похвалил картину и итальянский художник Винченцо Камуччини, который в целом не вполне доброжелательно относился к творчеству Иванова[26]. Вероятно, что в XIX веке фон картины «Явление Христа Марии Магдалине» был менее тёмным, — об этом свидетельствует выполненная Василием Тиммом литография картины, опубликованная в журнале «Русский художественный листок» (№ 24 за 1862 год). На литографии хорошо виден расположенный в левой части вход в гробницу, а также деревья сада на заднем плане. Сам Иванов в письме к отцу писал, что он стремился «избежать черноты» и «передать утреннюю глуботу»[27]. В письме в комитет Общества поощрения художников, датированном 28 декабря 1835 года, Александр Иванов благодарил его за «щедрое покровительство двукратным производством пенсиона» и писал, что «теперь, кончив картину мою „Спаситель перед Магдалиною в вертограде“, спешу представить оную взорам и суду моих покровителей»[28]. Тем не менее полотно ещё некоторое время оставалось в Италии. В начале 1836 года картина демонстрировалась на выставке в Капитолийских музеях, где, кроме неё, экспонировались работы русских живописцев Ореста Кипренского и Михаила Лебедева, а также немецких художников Августа Риделя и Франца Людвига Кателя. Как писал сам Иванов, «я решился выставить её публике, и тут, сколько можно было заметить, картина моя не терялась, стоя в ряду ярких пёстрых картин Tableaux de genre»[29][30]. После создания: в РоссииНаконец, в мае 1836 года полотно было отправлено в Санкт-Петербург[30]. Несмотря на хорошие отзывы, которые картина получила в Риме, Александр Иванов серьёзно беспокоился о том, как она будет принята в России. В частности, Иванов просил выставить её в «полутонной» зале, которая освещалась бы с высоты, чтобы этот свет «помогал сюжету, то есть чтобы похож был на утреннюю глуботу или казался бы самым ранним утренним, в каковой час Спаситель явился Магдалине у гроба»[31]. Своему отцу Андрею Иванову он советовал, что картину нужно вставить в золотую раму и «затянуть грубым зелёным полотном, со всех сторон от рамы, на аршин, так, чтобы не беспокоили её никакие картинки»[32]. Опасения художника были напрасными — в Петербурге картина была оценена очень высоко. Отец писал ему, что он напрасно беспокоился о раме и прочих вещах — такая картина «берёт собственною своею силою всё, производит сильное впечатление на душу зрителя по чувствам, в ней изображённым». Художник Алексей Егоров, у которого Александр Иванов учился в Академии, похвалил её коротко, но ёмко: «Какой стиль!»[31] Встречались и отрицательные отзывы — например, писатель Нестор Кукольник, обсуждая эту картину с художником Карлом Брюлловым, спрашивал его: «Что это такое картина Иванова? Мистификация, что ли? Или я уже до того устарел, что ничего не понимаю, или картина в самом деле плоха? Мучительно нехорошо, ни композиции, ни колорита». Брюллов же, несмотря на то, что Иванов был в некотором смысле его соперником, отозвался о полотне одобрительно[33]. За картину «Явление Христа Марии Магдалине после воскресения» 24 сентября (6 октября) 1836 года Императорская Академия художеств присвоила Иванову звание академика. Сам художник, не стремившийся к подобным званиям, так прокомментировал это в письме к отцу, написанном в октябре 1836 года: «Как жаль, что меня сделали академиком: моё намерение было никогда никакого не иметь чина, но что делать, отказаться от удостоения — значит обидеть удостоивших»[25][30]. В том же письме к отцу Александр Иванов писал: «Кто бы мог подумать, чтобы моя картина „Иисус с Магдалиною“ производила такой гром? Сколько я её знаю, она есть начаток понятия о чём-то порядочном. Но как я доволен, как я доволен, что вы радуетесь, что в восхищении и Совет, и президент! Вы говорите, что мне продолжить хотят пенсион, для картины „Появление Мессии“. Это есть единственное моё желание»[34]. Общество поощрения художников преподнесло картину императору Николаю I, и она была помещена в Русскую галерею Эрмитажа[30] (на обороте холста сохранился эрмитажный инвентарный номер: 2550). Иванову за полотно было выплачено 1500 рублей серебром — деньги он получил только в 1843 году[2]. В 1897 году картина была передана из Эрмитажа в создаваемый в то время Русский музей императора Александра III (ныне — Государственный Русский музей), где она и находится до сих пор[1]. После открытия музея в 1898 году картина «Явление Христа Марии Магдалине после воскресения» была выставлена в Михайловском дворце, в одном зале с полотнами «Последний день Помпеи» и «Осада Пскова» Карла Брюллова, «Медный змий» и «Смерть Камиллы, сестры Горация» Фёдора Бруни, «Христианские мученики в Колизее» Константина Флавицкого, «Тайная вечеря» Николая Ге и ещё двумя-тремя картинами Ивана Айвазовского[35][36]. Сюжет и описаниеКартина представляет собой двухфигурную композицию, написанную в натуральную величину: слева — Мария Магдалина, а справа — Иисус Христос. Изображён момент, когда, согласно евангельскому сюжету, Мария Магдалина узнаёт воскресшего Христа, который жестом правой руки останавливает её порыв, говоря ей: «Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему»[4][5][37]. Цветовое решение полотна в значительной степени основано на контрасте «оттенённых белым покрывалом пылающих красок платья Магдалины и холодной белизны окутывающей торс Спасителя драпировки»[38]. Фоном для картины Александр Иванов выбрал парк виллы д’Эсте в Тиволи — это место находилось недалеко от Рима. В письме к своему отцу, художнику Андрею Иванову, он писал: «Письмо ваше я получил по приезде из Тиволи, где написал этюды столетних кипарисов, украшающих сад дука д’Эсте, для картины моей „Иисус и Магдалина“; таким образом, околичность у меня теперь кончена, и я принимаюсь за окончание фигур»[39][40]. При подготовке к созданию образа Христа на Иванова оказали существенное влияние два скульптурных произведения. Одно из них — изображение Христа, созданное датским скульптором и художником Бертелем Торвальдсеном, который в то время жил и работал в Риме. Другое произведение — известная статуя Аполлона Бельведерского. Кроме этого, Иванов делал зарисовки с других античных скульптур, а также с работ таких мастеров, как Джотто ди Бондоне, Фра Анджелико, Леонардо да Винчи, Фра Бартоломео и Рафаэль[31]. В альбомах Иванова, хранящихся в Государственной Третьяковской галерее, есть несколько рисунков головы Христа, сделанных им с различных точек зрения на основе скульптуры Торвальдсена, над которой тот работал в 1820—1830-х годах. Полагают, что это послужило первоначальной схемой, избранной художником для изображения головы Христа на будущей картине[41]. Хотя ивановский Христос и лицом, и фигурой напоминает торвальдсеновского, есть и существенные отличия: датский скульптор изобразил Христа в устойчивом и неподвижном состоянии, а русский художник «представил фигуру движущейся и сумел сделать это так, что у зрителя действительно создаётся иллюзия движения»[42]. Композицию полотна Александр Иванов подробно обсуждал в переписке со своим отцом, которому он летом 1834 года послал «чертежи» будущей картины. Андрей Иванов писал ему, что «…мне кажется, что фигура Христа представляет слишком его спешащего…», и приводил мнение дочерей (сестёр Александра), одна из которых «нашла в фигуре Христовой, что он бежит от М. Магдалины». Александр Иванов частично принял во внимание эти отзывы и в последующих вариантах картины изображал движение Христа более замедленным[43]. Много труда затратил Иванов, чтобы понять, как лучше написать белую одежду Христа. Сам художник отмечал: «Написать истинно колоритно белое платье, закрывающее большую часть фигуры в естественную величину, каков мой Христос, — право, не легко; сами великие мастера, кажется, этого избегали. Я по крайней мере во всей Италии не нашёл себе примера»[44][45]. Для создания образа Марии Магдалины Иванову позировали две натурщицы. Одна из них — известная в то время «модель» Виттория Кальдони, которая впоследствии стала женой художника Григория Лапченко. Имя другой натурщицы осталось неизвестным[31][46], но сохранились некоторые подробности из её жизни. Оказалось, что её муж пьянствовал, избивал её и требовал от неё денег. Однажды он довёл её до такого состояния, что она дважды ударила его ножом. Раненого мужа отнесли в больницу, а её посадили в тюрьму. По некоторым сведениям, Иванов собирался выкупить её оттуда, использовав те деньги, которые он ожидал от Общества поощрения художников[47]. Согласно традициям, господствовавшим в то время в Академии художеств, композиция картины была сделана похожей на скульптурную группу. Тем не менее художнику удалось придать персонажам выразительность и показать их эмоции[3][48] — «лирическую канву, просвечивающую сквозь классицистическую каноничность сюжета»[49]. На лице Марии Магдалины виден переход от печали к радости, через удивление и испуг. Чтобы довести натурщицу до такого состояния, Иванов заставлял её вспомнить что-нибудь печальное, а затем смешил её, вызывая слёзы с помощью луковицы[3][50]. Сам художник так описывал это в письме к своей сестре: «Ваши похвалы „Магдалине“ моей выкликают меня помочь моей натурщице, с которой я работал голову и руки. Она так была добра, что, припоминая все свои беды и раздробляя на части перед лицом своим лук самый крепкий, плакала, и в ту же минуту я её тешил и смешил так, что полные слёз глаза её с улыбкой на устах давали мне совершенное понятие о Магдалине, увидавшей Иисуса. Я, однако же, работал в то время не хладнокровно, сердце моё билось сильно при виде прекрасной головы, улыбающейся сквозь слёзы. Я думаю, и моя физиономия была необыкновенная»[51][14]. Эскизы и этюдыВ Государственном Русском музее хранится одноимённый эскиз картины «Явление Христа Марии Магдалине после воскресения» (холст, масло, 29 × 37 см, около 1833, инв. Ж-3857), ранее принадлежавший помощнику хранителя картинной галереи Императорского Эрмитажа Корицкому, а затем — художнику и коллекционеру Михаилу Боткину. Эскиз поступил в Русский музей в 1917 году из собрания Боткина[6]. Лица Марии Магдалины на эскизе не видно — она пала ниц перед Христом, а за её спиной изображён ангел, сидящий на каменной плите у входа в гробницу[52]. Ранее время создания этого эскиза датировалось «между 1833 и 1835»[1], но в каталоге 2002 года были приведены аргументы, согласно которым его следует относить к начальному этапу работы над картиной, то есть к 1833 году. В частности, в связи с присутствующей на эскизе фигурой ангела упоминается письмо Александра Иванова к отцу, датированное концом 1833 года, в котором он писал, что решил ограничиться двумя фигурами[6]: «…теперь приготовляюсь к большой картине, где бы я в двух фигурах мог показать и наготу, и понятие моё о драпировках»[53]. Ещё один одноимённый эскиз картины, приобретённый Павлом Третьяковым в 1877 году, находится в Государственной Третьяковской галерее (холст, масло, 43,5 × 60,4 см, 1834, инв. 2510)[54][55]. Там же хранятся два этюда для этой картины — «Голова Христа» (холст, масло, 55,4 × 44,8 см, 1834, инв. 7989) и «Голова Марии Магдалины» (холст, масло, 65 × 56 см, 1834, инв. 7975). Эти этюды находились в коллекции Козьмы Солдатёнкова, затем, в 1901 году, по его завещанию были переданы в собрание Румянцевского музея, а в 1925 году перешли в собрание Третьяковской галереи[54][56][57]. В процессе работы над образом Марии Магдалины Александр Иванов создал ряд графических этюдов, большинство которых датируются 1833—1835 годами. После смерти художника эти этюды оставались у его брата, архитектора Сергея Иванова (1822—1877). В 1877 году многие рисунки были переданы в собрание Румянцевского музея, откуда в 1927—1929 годах перешли в собрание Третьяковской галереи. В частности, среди них были такие этюды, как «Голова Марии Магдалины» (три этюда-варианта, бумага коричневая, итальянский карандаш, графитный карандаш, 59,7 × 45,6 см, инв. 8388)[58], «Коленопреклонённая Мария Магдалина» (бумага, разграфлённая на квадраты, итальянский карандаш, мел, растушка, 43,7 × 57,6 см, инв. 8389), «Коленопреклонённая натурщица» (бумага коричневая, итальянский карандаш, графитный карандаш, мел, 45,8 × 60,6 см, инв. 8386)[59], «Фигура коленопреклонённой Марии Магдалины. Драпировка на нижней части этой же фигуры» (бумага тонированная, итальянский карандаш, мел, 43,8 × 58 см, инв. 8392), «Фигура коленопреклонённой Марии Магдалины» (бумага серая, итальянский карандаш, мел, 40,8 × 46,8 см, инв. 8390)[60], «Полуобнажённая натурщица» (лист из альбома, бумага, итальянский карандаш, 26,3 × 37,6 см, 1830-е, инв. 13847)[61] и другие[62]. Работая в конце 1840-х — 1850-х годах над серией «Библейских эскизов», Александр Иванов ещё раз обратился к этой теме, создав эскиз «Явление Христа Марии Магдалине по воскресению» (бумага коричневая, акварель, белила, итальянский карандаш, 26,3 × 40 см, ГТГ, инв. 8600 об.)[62][63][64]. В отличие от полотна 1835 года, на более позднем эскизе в фигурах Христа и Марии Магдалины можно увидеть больше порыва и движения: «этому впечатлению немало содействует характер архитектурного пространства; огромные ступени, уходящие вглубь, и пересекающий композицию край балюстрады»[65]. Отзывы и критикаОтдавая дань высокому мастерству художника в изображении одежды и других деталей, критики тем не менее отмечали излишнюю статуарность персонажей, в особенности Христа, фигуру которого сравнивали с творениями скульптора Бертеля Торвальдсена. В частности, художник и критик Александр Бенуа в книге «История русской живописи в XIX веке» писал, что картина Иванова «Явление Христа Магдалине» «действительно показала всё его [художника] умение в наготе и драпировках, от неё веет ледяным холодом». По словам Бенуа, «торвальдсеновский Христос, шагающий в застывшей театральной позе, засушенный, точно награвированный пейзаж, робкая живопись, огромный труд, потраченный на второстепенные вещи, вроде выписки складок, — вот что, во-первых, бросается в глаза, и лишь всматриваясь, видишь в голове Магдалины нечто такое, что показывает, до какого понимания трагического дошёл уже в то время Иванов, каким он стал сердцеведом, как глубоко мог перечувствовать до слёз умилительный рассказ Евангелия»[10] Искусствовед Нина Дмитриева в работе «Библейские эскизы Александра Иванова» также отмечала, что «в выражении лица Магдалины, увидевшей живым того, кого она считала мёртвым, в её улыбке сквозь слёзы проступала тема радостного потрясения, блеснувшей надежды, доминирующая в психологическом решении задуманной большой картины». При этом, продолжала она, «фигура Христа, поставленная в позу Аполлона Бельведерского, трактована слишком академически, да и лицо незначительно»[66]. Искусствовед Николай Машковцев писал, что картина «Явление Христа Марии Магдалине после воскресения» стала одной из подготовительных работ на пути к осуществлению грандиозного замысла Иванова — создания полотна «Явление Христа народу»[67]. Машковцев отмечал, что картина «Явление Христа Марии Магдалине» не только удовлетворяла желание художника «показать своё понятие о наготе и драпировках», но и содержала в себе «нечто значительно большее»[16]. Тем не менее, по словам Машковцева, полотно «по общему своему строю ещё является картиной чисто классицистического порядка»: в целом напоминая своей конфигурацией академическую работу Иванова «Приам, испрашивающий у Ахиллеса тело Гектора» (1824, ГТГ), это более позднее произведение ещё отчётливее выявляет благородные эмоции, в нём «ещё величественнее постановка фигур и складки одеяний»[68]. По словам искусствоведа Михаила Алпатова, полотно «Явление Христа Марии Магдалине после воскресения» является «типичным произведением академического классицизма», поскольку сцена встречи Христа и Марии Магдалины «намеренна», а в их движениях и позах «присутствует значительный элемент театральности». Тем не менее, по мнению Алпатова, Иванову удалось добиться «такого величия, какого не знали академисты», а «самое сопоставление фигур Христа и упавшей на колени Марии Магдалины есть удача художника»[11]. Алпатов отмечал, что в обеих фигурах, изображённых Ивановым, «заключено столь величавое достоинство, которое скорее свойственно героям классической трагедии, чем персонажам евангельской легенды»[12]. Примечания
Литература
Ссылки
|