|
Ситуация «тикающей бомбы»Ситуация «тикающей бомбы» — гипотетическая ситуация, при которой правоохранительным органам известно о террористическом акте, который неминуемо должен произойти, и только получение соответствующей информации от задержанного способно предотвратить гибель людей. При этом возникает моральная дилемма по поводу того, возможно ли в такой чрезвычайной ситуации применить к задержанному пытку, чтобы получить от него эту информацию. История вопросаОб аналогичной моральной диллеме писал ещё философ Иеримия Бентам в 1804 году[1]. Утверждается, что ситуация, аналогичная ситуации «тикающей бомбы», имела место в Австралии. У женщины угнали автомобиль, когда она на заправке вышла из него. При этом на заднем сидении угнанного автомобиля остался её трехлетний больной сын. Мать обратилась в полицию, где ей сказали, что угонщик, скорее всего, бросит машину, когда заметит мальчика. Так и случилось. Но когда угонщика задержали (после того как его запечатлели камеры слежения, его поймали на вокзале, когда он пытался покинуть город), он отказался признаться, что угнал автомобиль, и указать место, где он его бросил. При жарком австралийском лете машина с выключенным кондиционером раскаляется за считанные минуты, поэтому и получаса было достаточно, чтобы мальчик если и не умер, то получил бы необратимые повреждения мозга. Но попытки убедить или запугать преступника не дали результата, и тогда полицейские стали его избивать. В результате он сказал, где он бросил автомобиль, и мальчика нашли вовремя[2]. Но особое внимание этот вопрос привлёк после террористических актов 11 сентября 2001 года. Вскоре после них американский адвокат и правовед Алан Дершовиц выступил с идеей легализации пыток в исключительных и строго определённых законом случаях. Он предлагал ввести для этой цели специальные «ордера на пытку», которые выдавались бы судом после рассмотрения подробного и мотивированного запроса, подобно ордерам на арест или обыск[3]. При рассмотрении книги Алана Дершовица «Почему терроризм работает: понимание этой угрозы, ответ на вызов», правовед, бывший судья Ричард Познер писал в сентябре 2002 года, что если пытки являются единственным средством получения информации, необходимой для предотвращения взрыва ядерной бомбы на Таймс-сквер, то пытки должны быть использованы и будут использоваться для получения информации, а «каждый, кто сомневается, что это так, не должен занимать ответственный пост»[4][5]. В 2003 году журналист Марк Боуден писал[6]:
Сотрудники ЦРУ, применявшие «расширенные методы допроса», оправдывали свои действия тем, что после событий 11 сентября 2001 года страх перед новыми терактами был очень велик, поэтому времени на «более мягкие методы допроса» не было. Главным, по их мнению, было получить информацию быстро, а то, насколько она достоверна, можно было проверить уже позже[7]. Аргументы за применение пыткиСторонники морального релятивизма видят в гипотезе тикающей бомбы доказательство отсутствия абсолютного морального запрета на пытку. Они рассматривают её как одну из форм защиты, которая ничем не отличается от других форм защиты (убийство на войне, убийство полицейским вооружённого преступника, смертная казнь). Различие между пыткой и другими формами защитного насилия, по их мнению, заключается лишь в степени, но не в сущности. Они считают, что моральный абсолютизм должен быть отвергнут, поскольку не учитывает особенностей практической ситуации применения норм. Они полагают, что критерием моральной оправданности пытки выступает концепция «меньшего зла» — пытка допустима в тех случаях, когда последствия отказа от её применения будут гораздо хуже её применения (большее количество жертв)[8]. Шеймос Миллер, допуская разовое применение пыток в исключительных случаях, затем задается следующим вопросом[2]
Примерно то же самое говорил американский философ Генри Шу[англ.] в своей статье «Пытка», опубликованной в 1978 году:
Аргументы против применения пыткиПункт 2 статьи 2 Конвенции против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания предусматривает[9]:
Американский правовед Дэвид Коул[англ.] сказал[10]:
М. Бэрон также считает, что гипотеза тикающей бомбы — это лишь фикция, а не описание реальной ситуации, поскольку в ней содержится целый ряд гипотетических утверждений, которые предлагается принять на веру: мы не знаем, действительно ли подозреваемый располагает информацией о месте нахождения бомбы; если даже это так, то не очевидно, что он не сможет противостоять пытке (учитывая моральную готовность террористов к самопожертвованию и смерти); даже если удастся заставить его говорить, то не обязательно информация будет правдивой. Кроме того он добавляет, что обычно существует много альтернативных вариантов действий для предотвращения угрозы без применения пытки (например, эвакуация людей, посадка самолёта, в котором может быть заложена бомба, обсуждение условий террористов для затягивания времени)[8]. Применение пыток повышает вероятность того, что задержанные предоставят ложную или неточную информацию. Они часто говорят допрашивающим то, что те хотят услышать, лишь бы прекратились пытки. Бывший американский сотрудник по борьбе с терроризмом Марк Фэллон говорил[11]:
Нина Холм Андерсен, допрашивавшая Андерса Брейвика, совершившего в 2011 году теракт в Норвегии, в результате которого погибло 77 человек, говорила что эмпатия, но не сочувствие, является ключом к допросу подозреваемых, особенно в случае сценария «тикающей бомбы», когда подозреваемый делает вид, что неизбежно будет ещё один теракт[11]. Профессор Джорджтаунского университета Дэвид Лубен говорит[2]:
Философ Генри Шу писал, что основная мысль сторонников допустимости пыток состоит в сопоставлении пытки с убийством. Они говорят, что, поскольку убийство в некоторых случаях, например, на войне, является оправданным, то и в случае пытки — если обстоятельства схожи с войной — аналогичное разрешение можно дать. Ошибка таких размышлений, говорит Шу, заключается в предположении, что причинённый вред рассматривается как единственное возражение против пытки. На самом же деле, вполне возможно, что некоторые оправдания «большего вреда» вовсе неприложимы к «меньшему вреду». Прежде всего, на войне убивают вооружённого врага, а пытают всегда беззащитного заключённого (пленника). Если мы считаем, что иногда пытка позволительна, то необходимо поставить пытаемого в такую ситуацию, в которой он не был бы совершенно беззащитен, то есть обладал бы определённой свободой действия. Минимальным должно быть условие, что если жертва подчиняется и, к примеру, выдает требуемую информацию, то пытка прекращается. Но может быть так, что пытаемому нечего рассказать, а допрашивающие убеждены (или подозревают), что это не так, и продолжают пытку. Пытаемый также может быть абсолютно предан своей стороне, и для него «предать своих» — это не менее ужасный выбор, чем претерпеть страшные мучения. Именно поэтому пытка не имеет никакого оправдания[2]. Дэниел Хилл предлагает различать позитивные и негативные моральные обязанности. Например, когда полицейский противостоит террористу, который собирается нажать кнопку бомбы и удерживать её в таком состоянии (если это необходимое условие для совершения взрыва), и стреляет ему в ногу, причиняя ему боль и заставляя его отнять руку от кнопки, то действия полицейского оправданны, поскольку террорист должен был воздержаться от совершения взрыва (негативная обязанность). Но если террорист уже нажал кнопку, которая должна «залипнуть» и оставаться в таком положении десять секунд, чтобы произошел взрыв, а полицейский стреляет ему в ногу, требуя отжать кнопку и предотвратить взрыв (например, если это может сделать только человек с отпечатками пальцев террориста), то в такой ситуации, по мнению Хилла, полицейский не имеет морального права причинять боль[2]. В культуреСитуация «тикающей бомбы» изображается в телесериале 24 часа, в фильмах Грязный Гарри, Осада, Немыслимое, Иностранец. Примечания
|