Зисман Иосиф Натанович родился 15 мая 1914 года в Киеве. В 1919 году во время погрома, учинённого белобандитами, орудовавшими под Киевом, погибли его родители. С пятилетнего возраста вместе со старшей сестрой воспитывался в киевском детском доме. В конце 1920-х занимается в киевском художественном техникуме «Культурлига».
В 1931 году приезжает в Москву, работает художником на фабрике «Диафото». В 1933—1934 годах живёт на Дальнем Востоке, в Биробиджане, преподаёт рисование и черчение в средней школе и педагогическом техникуме. В 1934—1937 годах, после возвращения в Москву, учится в Московском институте повышения квалификации художников по классу живописи у Бориса Иогансона.
В 1937 году призывается в Красную Армию. С перерывами служит до 1953 года. Участник Великой Отечественной войны, награждён медалью «За отвагу», а также орденом Великой Отечественной войны I степени. В 1947 году принят в члены Ленинградского Союза советских художников. С этого времени участвует в выставках ленинградских художников. Пишет пейзажи, портреты, в 80-90-е — фигурные композиции и жанровые сцены. Первая персональная выставка состоялась в 1984 году в залах Ленинградского Союза художников.
Скончался 26 июня 2004 года в Санкт-Петербурге на 91-м году жизни.
Произведения И. Н. Зисмана находятся в музеях и частных собраниях в России, США, Германии, Израиле и других странах.
Художественные особенности
«Зисман — живописец в первую очередь, живописец по преимуществу. „Мне всегда было жаль тратить время на что-то, помимо живописи“, — признается художник. Живопись держала его в безраздельном плену. Проявляя неутомимую любознательность, он исследует весь диапазон ее возможностей: работает на самых разных основах и самыми разными материалами; все пятьдесят лет творческой работы настойчиво изучает масляную живопись, ее свойства, ее „нрав“. Постепенно сформировались предпочтения: втягивающие грунты, дающие характерную матовость, работа мастихином, позволяющая достаточно быстро проходить всю поверхность холста. Художник любит относительно небольшой формат, дающий возможность интенсивной живописной проработки каждого квадратного сантиметра поверхности.»[4]
«Один и тот же пейзаж, одно и то же место он может писать утром и вечером, днем и в сумерки, принося домой по шесть-семь листов за один день. В одном и том же пространстве он ищет различные „выражения лица“, варьируя, поражаясь изменчивости мира, его многовариантности. Свобода обращения с цветом не только постоянный поиск художника, но и его смелость, подтверждение высокого мастерства. […]
В каждой новой своей работе художник ищет устойчивого равновесия, открывая красоту. Стремление поднять факт до обобщения, до события делает искусство Зисмана не только поразительно нежным, но и чрезвычайно нужным в сегодняшней зачерствелой жизни.»[5]Семен Ласкин.
«Зисман современен не внешне, а по сути. Он сделал свой выбор, позволяющий ему с максимальной адекватностью раскрыть свое „я“. От импрессионизма (подобно М. Ларионову) он взял его „вывод“ — отношение к картинной плоскости, к живописной ткани, обладающей своей органикой развития. Благодаря уникальному колористическому чутью художника она у него поистине драгоценна. Однако — отнюдь не отвлеченно-самоценна. И не столько потому, что относится к тому или иному мотиву. Мотив, как правило, сам по себе ничего не представляет, взятый наугад, наобум. Как говорит художник, его Таити — в Гурзуфе, а с одного места можно написать четыре этюда, лишь поворачивая мольберт в разные стороны. Но мотив представительствует от имени этого мира, этой жизни. Тончайшими нитями связан художник с нею. Она словно бы и удерживается его взором, и постоянно уходит, утекает от — или из — него, как и из каждого человека. Ибо мир и мастер — объект и субъект — предстают как нечто единое и неразрывное. Мир есть постольку поскольку есть художник, его видение, дыхание, душа. И художник раскрывается постольку, поскольку он приобщен к этому миру, растворен в нем. Поскольку постоянно творит, ткет свою грезу о реальности томительно переживая мираж существования.
Картины Зисмана подобны видениям. Жизнь в них замедленна. Замирает движение. И время смиряет свой бег, даруя некую просветленную паузу, словно перед расставаньем, или обещая что-то невозможное, хотя и мнящееся таким близким. Вот эта счастливая мука нераздельности души художника и мира, ощущение постоянного истаивания бытия и определяет особенности живописной ворожбы Зисмана.»[6]Лев Мочалов.
«Иосиф Зисман как художник достиг настоящей зрелости после семидесяти, в 1980—1990-е годы. В это время созданы его лучшие произведения, в это время его „мудрая живопись“ обрела завершенный образ системы, в это время он наконец-то появился в зоне внимания. Позднее развитие (только выйдя на пенсию, Зисман обрел необходимую свободу для творчества), замедленность процесса „самосозидания“ во многом обусловили собственную траекторию движения, не совпадающую ни с „левыми“, ни с „правыми“, ни с какими-либо другими общими тенденциями. Так же как и свою, оберегает художник суверенность созданного им мира. Он, этот мир, связан с реальностью (оттуда родом все сюжеты и герои), но будто отделен от нее незримой гранью. Преграда „сооружена“ чисто живописными средствами: сложная цветовая гамма нюансирует сближенные тональности, его полотно словно светится изнутри, протяженные мазки втирают краску в поверхность холста, то делая ее густой и вязкой, то, наоборот, открывая структуру основы. Четкость изображения ослаблена, оно размыто, смазано, окутано плотной живописной тканью. Картины Зисмана поэтому ассоциируются не столько с натурой, сколько с восстановленными по памяти зрительными образами или даже с самим процессом вызова визуальных воспоминаний. Такому впечатлению способствует и бессобытийность сюжетов, превращенных в длящиеся состояния. Длительность оказывается внутренним свойством самой живописи — физически ощутим медленный ход кисти, время сокрыто в красочной многослойности, образующей „непрерывное“ фактурное марево. Изображение не появляется внезапно и не грозит скорым исчезновением, равно как и не „экспонирует“ наблюдателю своего постепенного становления. Мотив будто зависает в поле зрения, пребывает, продолжая при этом жить собственной — обособленной — жизнью: по холсту идут какие-то едва уловимые цветовые течения, скользят неясные тени, поверхность полотна испытывает чуть заметные колебания, красочное вещество материализуется, превращаясь в предметы и формы.»[7]Ирина Карасик
↑Справочник членов Ленинградской организации Союза художников РСФСР. — Л: Художник РСФСР, 1987. — с.100.
↑Иванов С. В. Неизвестный соцреализм. Ленинградская школа. — Санкт-Петербург: НП-Принт, 2007. — с.392, 400, 402, 406, 444.
↑Р.М.Коваль. Иосиф Натанович Зисман. Выставка произведений. Каталог / Л.В.Мочалов. — Ленинград: "Художник РСФСР", 1984. — С. 10. — 50 с.
↑Семен Ласкин. Иосиф Зисман. К 90-летию со дня рождения. / Наталия Зисмаг. — Санкт-Петербург: Авангард на Неве, 2004. — С. 197. — 200 с. — ISBN 5-901751-30-2.
↑Л.В. Мочалов. Иосиф Зисман. К 90-летию со дня рождения. / Наталия Зисман. — Санкт-Петербург: Авангард на Неве, 2004. — С. 8. — 200 с. — ISBN 5-901751-30-2..
↑Царскосельская коллекция. — Санкт-Петербург: ООО "П.Р.П.", 2006. — ISBN 5-901751-60-4.
А. В. Данилова. Группа одиннадцати как художественное явление в изобразительном искусстве Ленинграда 1960—1980 годов.//Общество. Среда. Развитие. Научно-теоретический журнал. № 3, 2010. С. 160—164.
Любимова, А. Б. Зисман Иосиф Натанович //Страницы памяти. Справочно-биографический сборник. 1941—1945. Художники Санкт-Петербургского (Ленинградского) Союза художников — ветераны Великой Отечественной войны. Кн. 1. СПб.: Петрополис, 2014. С. 410—412.
Альбом «Безнадёжные живописцы». — Авангард на Неве, 2018
