Александр Бантышев родился в 1804 году в городе УгличЯрославской губернии в семье коллежского регистратора. С 1823 служил в Московском Опекунском совете писцом. Одновременно был простым хористом в частном хоре В. В. Варгина при церкви Николы Явленного на Арбате[3]; обратил на себя внимание А. Н. Верстовского и, при его содействии, был принят на сцену московского Большого театра, где выступал с большим успехом в течение 25 лет (1827—1853), создав целый ряд (свыше 60) разнохарактерных образов в операх.
А. А. Алябьев посвятил певцу песню «Кудри», первым исполнителем которой он и стал. В мае 1828 выступил в партии Гикши (опера «Пан Твардовский» Верстовского). Был первым исполнителем партии Торопки из «Аскольдовой могилы», которую изначально разучивал под руководством Верстовского, и эта роль признавалась лучшей его ролью.
Не получив специального музыкального образования, разучивал партии по слуху. Эпизодически брал уроки пения у П. Булахова и А. Варламова (с 1832).
В 1857 году состоялось последнее выступление певца в Москве в любимой партии Торопки.
Александр Олимпиевич Бантышев скончался в 1860 году в городе Москве, не выдержав ампутации.
Характер и отношения с другими артистами
Бантышев был человек характера кроткого, уживчивого в высшей степени; вмешиваться в театральные интриги и сплетни не любил; дороги никому не только не старался переступать, но напротив давал дорогу тем, в которых замечал теплившуюся искру Божию. Это могут подтвердить и госпожа Косицкая и тенор Лавров. Без содействия Бантышева, им никогда бы не удалось попасть на Московскую сцену.[4]
Действительно, Бантышев первым заметил Любовь Косицкую (они вместе пели в «Аскольдовой могиле») и рекомендовал её Верстовскому[5].
Аналогичная история произошла с будущим артистом Мариинского и Большого театров, басом Платоном Радонежским. Будучи на гастролях в Ярославле (с Дюбюком в качестве пианиста[6]) в 1849, его голос услышал А. О. Бантышев и взял с собой в Москву, где Радонежский поступил вольноприходящим в Московское театральное училище и обучался пению у К. Тамброни[7].
Творчество
Обладал от природы голосом нежного «серебристо-бархатного» тембра и широкого диапазона (две с половиной октавы до верхнего ми), а также бойким темпераментом. Современники называли певца «русским Рубини» и «московским соловьём».
Гастролировал по городам России, имел фантастический успех — «одно появление его на сцене приводило в восторг театральную залу».
В игре Бантышева, как и в голосе его, главное достоинство простота и непринуждённость.В. Одоевский
.
Лучший певец для русской оперы, для русской песни… Единственный актёр, который так умел по-русски носить русский кафтан и пропеть русскую песню. Главным торжеством Бантышева была русская песня; он пел её, как, может быть, не удастся её спеть никому другому.«Ведомости Моск. городской полиции», 1853. № 238
С большим мастерством пел русские народные песни. Сочинил несколько романсов и песен («Что ты, травушка, пожелтела», «Ты не плачь, красавица», «Замолчишь ли ты, сердце бедное», «Ах, шли наши ребята из Ново-Города» и др.).
Неоднократно выступал в концертах, произведения И. Геништы, А. Варламова. Варламов посвятил певцу романс «Челнок», по заказу Бантышева специально написал романс «На заре ты её не буди». С последним связана известная история:
Варламовские романсы пользовались большой любовью московской публики и моментально разлетались по всему городу. Близкий приятель Варламова солист Большого театра Бантышев долгое время упрашивал композитора написать для него романс.
— Какой тебе?
— Какой сам пожелаешь, Александр Егорович…
— Хорошо. Приходи через неделю. Писал Варламов очень легко, но, будучи человеком чрезвычайно несобранным, очень подолгу собирался приняться за работу.
Через неделю Бантышев приходит — романса нет.
— Некогда было, — разводит руками Варламов. — Завтра приходи.
Назавтра — то же самое. Но певец был человеком упорным и стал приходить к Варламову каждое утро, когда композитор еще спал.
— Экий ты, право, — вознегодовал однажды Варламов. — Человек спит, а ты являешься, можно сказать, на заре! Напишу я тебе романс. Сказал же, напишу, и напишу!
— Завтра? — язвительно спрашивает Бантышев.
— Завтра, завтра!
Утром певец, как всегда, является. Варламов спит.
-Это вам, господин Бантышев, — говорит слуга и передает раннему гостю новый романс, которому было суждено прославиться на всю Россию.
Назывался романс «На заре ты её не буди»![8]
Государственный гимн
Был одним из первых исполнителей гимна «Боже, царя храни!» князя Львова. Вот что вспоминают современники:
В своей книге Н. Бернштейн приводит оценку гимна Львова «Боже, царя храни» директора Московских императорских театров М. П. Загоскина, который присутствовал на первом прослушивании этого гимна:
«Сначала слова были пропеты одним актером Бантышевым, потом повторены всем хором. Не могу вам описать впечатление, которое произвела на зрителей эта национальная песня, и мужчины, и дамы слушали её стоя, сначала „ура“, а потом „форо“ загремели в театре, когда её пропели. Разумеется, она была повторена». <…> в Московской газете «Молва» был помещен восторженный отклик об очередном исполнении нового гимна: « Вчера, 11 декабря (1833) Большой Петровский театр был свидетелем великолепного и трогательного зрелища, торжества благоговейной любви народа русского к царю русскому… При первом ударе невольное влечение заставило всех зрителей подняться с мест. Глубочайшее безмолвие царствовало всюду, пока Бантышев своим звонким, чистым голосом пел начальное слово. Но когда вслед затем грянул гром полкового оркестра, когда в то же мгновение слилась с ним вся дивная масса поющих голосов, единогласное „Ура“, вырвавшееся в одно мгновение из всех уст, потрясло высокие своды огромного здания. Гром рукоплесканий заспорил с громом оркестра…все требовало повторения… Казалось, одна душа трепетала в волнующейся громаде зрителей, то был клич Москвы! Клич России…!!!».
