Артемий (церковный деятель)
Артемий (ум. ок. 1575) — русский и литовский православный церковный деятель и публицист XVI века, приверженец нестяжателей, выступавший против иосифлян. Впоследствии — автор серии православных апологетических произведений против кальвинизма и социнианства. БиографияРанняя биографияДата и место рождения, как и ранние годы жизни старца Артемия, на данный момент неизвестны. Иными исследователями утверждается, что он — выходец с Псковщины, родился в начале XVI века[1]. Принял постриг на Вологодчине, «от рук» Корнилия Комельского. Согласно некоторым авторам, до пострижения Артемий жил в городе. Так, в его списке «Постнических словес» Василия Великого к нижней доске переплета приклеен лист с отрывком текста. Это автограф Артемия — автобиографического характера запись личного содержания, где говорится от первого лица: «…оставих бо еже в граде пребывание яко тмам злых повинно…»[2]. Каллиграфически выполненная рукопись с изящным орнаментом характеризует Артемия как профессионального писца[2]. Относительно места пострига Артемия существуют две точки зрения. Согласно первой, это был Корнилиев монастырь и постриг совершал сам Корнилий Комельский. Согласно второй точке зрения, выраженной С. Г. Виленским[2], Артемий родом происходил из Пскова либо из его окрестностей, поэтому пострижен в монахи был в Псково-Печерском монастыре игуменом Корнилием. Множественные факты из жизни Артемия подтверждают вторую версию[2]. По-видимому, именно нестяжательские убеждения вынудили его покинуть Корнилиев монастырь, обладавший земельными владениями. Впоследствии он говорил о спорах с иноками Корнилиева монастыря: «А говорил есми им о том явственно, коли звали мене в Корнилиев»[3]. С благословения преподобного Корнилия, в 1536 году он поселился неподалёку от Кирилло-Белозерского монастыря, в Порфириевой пустыни[4]. В 1548 году монахи Корнильева монастыря, ценившие своего постриженника, пригласили Артемия по смерти преподобного к себе в настоятели[4]. Приверженец нестяжательских взглядов, заняв кафедру, проповедовал нравственное самоусовершенствование, делая акцент на исполнении заповедей Господних, поощрял тягу к знаниям, терпимость к еретикам. Хорошо зная богословие, в своих взглядах он не отступал от церковных догматов. Находясь в пустыни, переписал с разных списков «Постнические словеса» свт. Василия Великого. Богословски хорошо образованный, Артемий отличался немалой любознательностью, был признанным лидером так называемой «второй волны нестяжателей». Московский периодВ 1551 году был вызван государем в Москву и поселен в Чудовом монастыре. Идея вызвать известного инока-нестяжателя принадлежала, по всей видимости, Сильвестру. Здесь он был подвергнут проверке и признан весьма сведущим в Писании[5]. Вскоре он был поставлен игуменом Троице-Сергиева монастыря; такая резкая смена деятельности Артемия была связана, по мнению ряда исследователей[6], с намерением Ивана IV поставить перед Стоглавым собором вопрос о секуляризации монастырских земель: готовясь к проведению этой важной меры, царь нуждался в единомышленниках. Однако, буквально через несколько месяцев — по Карташёву, через шесть с половиной[4] — в июле, его покинул, как потом сказал о нём Сильвестр[4]:
Точная причина такого шага неизвестна. Предполагают, что связано это с вопросом о монастырских землевладениях и разногласиями с иосифлянами. Духовник же Башкина Симеон сообщал, что, по его мнению, Артемий ушёл с поста настоятеля лавры по следующим мотивам:
По меньшей мере князь А. М. Курбский пишет, что Артемий ушёл из-за «многаго ради мятежу и любостяжательных… мнихов»[7]. Дело Башкина. Изгнание. БегствоВ 1553 года Артемия вызвали в Москву на церковный собор как свидетеля и образованного богослова по делу Матвея Башкина. Однако сам Башкин, а затем ещё шестеро оговорили его как своего сообщника. Артемий, узнав в чём дело, не желая спорить, тайно покинул Москву и отправился в Белозерье, в свою Порфириеву пустынь, чем вызвал против себя ещё большие подозрения[5]. Артемия вернули в столицу. Башкин, обвиняя Артемия, утверждал, что тот якобы отрицал поклонение святым иконам, не признавал таинства Евхаристии, предание святых отцов и тому подобное. Бывший игумен Ферапонтова монастыря Нектарий тоже обвинял его во многом, в частности в нехранении поста (ел рыбу в святую четыредесятницу), в сношении с латинянами, в богохульных и еретических речах; однако же, еретические речи не подтвердил ни один из указанных Нектарием свидетелей[5]. Многие же обвинения были основаны на неверно понятых артемиевых высказываниях[5]. В конце концов Артемий сознался в иных грехах (в блуде[5]), которые он, как выяснилось, утаил при поставлении его Троицким игуменом. При этом он утверждал, что скрыть грехи ему советовал его духовник. И хоть еретичество учёного старца не было доказано[5], но за его неосторожные речи, за иные вскрывшиеся согрешения он был извержен из сана[8], отстранён от причастия до полного покаяния[5] и сослан в Соловецкий монастырь под наблюдение игумена. Материалы этого дела дошли до нас и были опубликованы в 1836 году в числе других документов, изученных Археографической экспедицией[9]. Игуменом Соловецкого монастыря в это время был Филипп (Колычев). Впрочем, владыка к опальному старцу отнёсся благосклонно и сильно его не стеснял. Тем не менее, вскоре, неизвестным путём Артемий бежал[5], появившись на слуху уже, будучи в Великом княжестве Литовском. Там он прослыл защитником Православия, о чём свидетельствуют написанные им в Литве девять посланий, характеризующиеся высоким уровнем апологетической мысли. В Литве Артемий сначала жил в Витебске[5], затем в Слуцке при дворе князя Юрия Юрьевича Олельковича[5], где учил богословию в школе. Выступал против католичества и лютеранства, занимался переводом религиозных книг на церковнославянский язык[5]. Датировка смертиУмер не позднее 1575 года, согласно упоминаниям князя Курбского в его письме к Кадиану Чаплию[5]:
Учитывая тот факт, что Курбский знал, что Максим Грек мёртв уже более 20 лет на момент написания этих строк, и, тем не менее, причислил обоих монахов к «живым учителям нашим» в явно воспоминаниях, Курбский писал об умершем человеке[5]. Культурное и литературное наследиеДуховное влияниеВ период эмиграции Артемия православная Литва переживала, по словам соэмигранта князя Курбского, «глад духовный»[2]: преодолевая кризис церковнославянской культуры, одновременно она испытывала мощное духовное и культурное давление со стороны протестантизма и католичества. Отвечая на нужды общества и церкви Литвы, Артемий обращал свою проповедь к единомышленникам в вере, укрепляя их в истинности Православия и разъясняя церковные догматы[2]. Решая эти же задачи, он явился автором посланий скарбному княжества Литовского Ивану Семеновичу Зарецкому[2], князю Чарторыйскому и написал «послание ко князю», возможно[2], всё тому же Курбскому. Также, из-за своего авторитета в вопросах толкования Писания состоял в переписке с видным литовским сановником Евстафием Воловичем[2], перешедшим из православия в кальвинизм и тем не менее продолжавшим обращаться к старцу с богословскими вопросами. Артемий вступал в открытые диспуты и эпистолярную полемику с многими представителями других конфессий[2]. Литературное наследиеАртемию принадлежит 14 посланий, написанных белорусским полууставом. В посланиях Ивану Грозному он выступает за расширение письменности среди русского народа, советует царю обращать больше внимания на развитие науки и образования. Из 14 посланий 9 направлены против реформационного движения в Великом княжестве Литовском. Полемика с Симоном БуднымАртемий был знаком с известным кальвинистом и позже, социнианином, а также просветителем того времени Симоном Будным, жившим тогда же в Слуцке, вёл с ним активную полемику[2]. Захария Копыстенский в «Палинодии» (1621—1622) назвал «преподобного Артемия инока» первым среди русских церковных учителей,
Очень высокую оценку как самой полемике, так и наследию, самой мысли даёт о. Георгий Флоровский:
Примечания
Литература
Ссылки
|